Рижские адреса Аркадия Райкина![]() Слава Аркадия Райкина нынешним звездам и не снилась.
Дом на Ключевой улицеСегодня извилистая улица Авоту считается свадебной Меккой, поскольку во многих домах расположены свадебные салоны, а еще недавно — относительно, конечно, — здесь находились дома терпимости. Притоны на Авоту, тогда Ключевой, очень возмущали жителей Риги. Так возмущали, что в 1909 году на имя лифляндского губернатора было отправлено ходатайство, составленное группой рижских домовладельцев, купцов, интеллигенции.Общественность требовала закрытия притонов на Ключевой N№ 15, 17, 19: в этом районе началось строительство новых доходных домов для респектабельных господ, а напротив притонов находились городская библиотека, училища общества «Братская Помощь» и латышского благотворительного общества — дети ежедневно ходили мимо «очагов разврата». В общем, улица становилась солидной, и ее жители хотели избавиться от нежелательных соседей. Губернатор распорядился закрыть публичные дома. Все упомянутые дома на Авоту — деревянные. Все сохранилось до сих пор. Первый каменный многоэтажный дом вырос здесь в 1895 году. Проект разработал знаменитый Карл Фельско. Вот в этом доме № 2 (сейчас № 4) и родился будущий артист советской эстрады. Это даже два дома под одним номером — фасадный и во дворе. Владелец — Алексеев. Кем был г-н Алексеев, отгрохавший два многоэтажных здания на тихой улочке, история умалчивает. В старой периодике встретилось только одно упоминание о купце 2-й гильдии Иване Алексееве, у которого в ночь на 22 октября 1890 года из магазина украли золотые и серебряные часы, а также ценные бумаги и «готового платья» на сумму 1400 рублей. Огромная сумма по тем временам, учитывая, что, к примеру, рабочий кузнецовской фарфоровой фабрики зарабатывал 4 рубля в месяц. Проживал купец Алексеев неподалеку — Мариинская № 14, так что вполне возможно, что через пять лет именно он выстроил дома на Авоту-Ключевой. Если посмотреть данные первой всеобщей переписи населения Риги за 1897 год, то в домах Алексеева — 57 квартир. Люди живут самые разные. Разные по национальности, происхождению и роду занятий. Неправда, когда пишут, что Авоту была еврейской улицей. Жили там и русские, и латыши, и немцы. И крестьяне, и рабочие, и мещане, и дворяне. Во многих квартирах хозяева сдавали комнаты жильцам. Во многих проживала прислуга. Так что доходы у жильцов тоже разные. Райкиных в 1897 году еще нет. И быть не могло — родители артиста оформили брак за год до его рождения, в 1910 году, видимо, тогда и сняли квартиру в доме Алексеева. ![]() Дом на Авоту, где в 1911 году родился Аркадий Райкин.
![]() Мемориальная доска.
![]() Аркадий в детстве.
![]() Отец Аркадия — Исаак Райкин.
![]() Мать Аркадия — Лея Райкина.
![]() ![]() «Во мне существует ностальгическое чувство к этому городу, к дому № 16 на улице Дзирнаву», — писал Райкин. Бывший завод Арналя, ныне немецкая школа.
![]() Первые гастроли Райкина в Риге состоялись в апреле 1945 года.
![]() Зрители обожали Райкина, его монологи знали наизусть, растаскивая на цитаты: «Дурак — это человек не на своем месте».
Когда отец был «в настроении»Аркадий или Арончик, как звали его в семье, первенец. Отец Аркадия Исаак Давидович, как и все его родственники, занимался лесоразработками: был бракером строительного леса в Рижском морском порту, встречал и контролировал груженные лесом суда и баржи, а также ездил в другие порты, где отбирал и закупал образцы лесоматериалов.Мать Лея Борисовна, урожденная Гуревич, была дочерью рижского аптекаря и сама выучилась на акушерку. Однако работать ей не пришлось — вслед за Аркадием появились дочери Софья и Белла. Младший сын Макс родился в 1927 году, уже в Ленинграде. Как писал сам Аркадий Райкин, мать растворилась в семейных заботах — отец вечно был погружен в работу и не обременял себя участием в домашней повседневности. В памяти Аркадия Райкина сохранились два волнующих запаха родного города: запах древесины и запах лекарств. Первый напоминал о работе отца, второй о квартире деда — его аптека примыкала к жилым помещениям дома. «Я был привычен к этому запаху, не вызывавшему во мне тоскливого, гнетущего беспокойства, как часто бывает. Напротив, он связан для меня с чем-то уютным, теплым, очень домашним», — писал артист в книге «Без грима». Все родственники по материнской линии — коренные рижане, все обладали мягким и спокойным нравом, деликатностью и отзывчивостью. Все интересовались литературой и искусством. Один из братьев матери стал журналистом, другой страстным библиофилом, сестра скульптором. Лея Борисовна была одарена музыкально: выполняя бесконечные домашние дела, пела арии из опер и романсы из репертуара Анастасии Вяльцевой. Отец артиста вырос совсем в другой среде. Его корни — в местечке, затерянном в лесах Белоруссии. «Дед по отцу до конца дней изъяснялся на невообразимой смеси идиш, русского, белорусского и немецкого. Будучи домашним деспотом, он пытался и детей, и внуков своих наставить на путь ветхозаветных истин. Благочестие деда сочеталось с суровостью, даже жестокостью. Ему ничего не стоило отвесить оплеуху уже взрослому женатому сыну — моему дяде. Он прожил до девяноста четырех лет. Может, прожил бы и дольше, но, танцуя на чьей-то свадьбе, неудачно спрыгнул со стола». Аркадий Райкин, которого лондонская The Times назвала «комическим гением», считал, что актерский дар унаследовал от отца, которому в силу его профессии требовалась известная степень актерства: «он должен был завлекать своих клиентов, а иногда и отвлекать их от сути дела, отвечая на прямо поставленный вопрос какой-нибудь притчей, каким-нибудь анекдотом. В этом смысле профессиональной можно было назвать и его жестикуляцию, и вообще способность менять манеру поведения в зависимости от «предлагаемых обстоятельств». Дети обожали смотреть на отца в те редкие минуты, когда он бывал «в настроении» и начинал артистично рассказывать какие-нибудь байки или на ходу придумывать забавную историю, связанную с самым обычным предметом. Дети говорили «карандаш» или «комод», и отец начинал так импровизировать, что «зрители» катались по полу от смеха. При этом отец строго пресекал попытки старшего сына подражать клоунам из цирка, крича на весь дом: «Быть клоуном?! Еврею! Никогда!» Практичный Исаак Райкин считал, что артисты несерьезны, непригодны для жизни и лишены устойчивого положения в обществе. Быть врачом, адвокатом, в конце концов лесным бракером — это дело, а быть артистом — нет. Спустя много лет, побывав на концерте сына, отец сдержанно одобрил его выступление, даже стал им гордиться. Однако, как писал сам Аркадий Райкин, большее впечатление на того произвели не аплодисменты зрителей, а огромная комната в коммуналке, которую выделили молодому артисту после победы во всесоюзном конкурсе. Концерт в паркеПомимо запахов древесины и лекарств, пятилетний мальчик запомнил довольно много из своего рижского детства. Время не стерло восторга от первой в жизни поездки на трамвае, который показался ему тогда ослепительным чудом: «Скорость движения (небывалая скорость!) захватыва¬ла дух и рождала чувство превосходства над пешеходами. Прижавшись носом к стеклу и как бы забегая вперед (насколько позволял ракурс обзора), я выбирал кого- нибудь из тех, кого трамваю предстояло настигнуть, и постепенно, по мере обгона скашивая взгляд в противоположную сторону, следовал за своей «жертвой» до тех пор, пока она совершенно не скрывалась из виду».Гордился артист тем, что помнил старое рижское взморье в таких деталях, какие не помнили люди старше его. Корреспонденту газеты «Ригас Балсс» в 1979 году он, например, описал деревянное здание лечебницы в Майори и мостки, уходившие далеко в море — до купальни, которая была огорожена тоже мостками. Помнил он даже звон колокола: по берегу ехала пожарная машина. Мальчику показалось, что это какие-то учения. Но мама объяснила: так колокол извещает, что кончилось время купания для дам и начинается час купания для мужчин. Отпечатались в памяти и рижские парки: «Эспланада — парк возле Оперного театра. Мало сказать, парк. То была моя вотчина. Или, если угодно, — средоточие моих страстей». Туда Арончика возили две соседские девушки. Возили в сидячей прогулочной коляске. «По нынешним моим подсчетам, я в ту пору уже перестал быть «колясочником», к тому же расстояние было небольшим, я мог одолеть его и пешком, — вспоминал артист. — Однако таков был ритуал, очевидно доставлявший моим спутницам удовольствие не меньше моего. Как я теперь понимаю, они были очень молоды, и гулянье со мной являлось для них чем-то вроде игры в «дочки-матери». На Эспланаде, по словам артиста, всегда было привольно и радостно, по воскресеньям еще и торжественно. В воскресные дни по аллеям фланировали нарядные господа и дамы, а в раковине играл духовой оркестр. Однажды потерялся чей-то ребенок. Слушателям уже не до музыки, все ищут малыша. «Вдруг дирижер обрывает музыку, поворачивается к публике: «Родители, не волнуйтесь, ваш ребенок здесь». Меня потрясло, что дирижер, оказывается, наделен даром речи», — писал Райкин. Дом на Мельничной улице«Родился я в 1911 году в Риге, — с этой строчки начинается книга «Без грима». — Родители увезли меня оттуда пятилетним, но во мне существует как бы мерцающее ностальгическое чувство к этому городу, к дому номер 16 по улице Дзирнаву. Однажды, впервые за целую вечность, я решил посетить свое детство. Приезжаю в Ригу, иду на Мельничную — Дзирнаву, не без труда отыскиваю дом, поднимаюсь на второй этаж и, поколебавшись немного, звоню в квартиру, где когда-то — бог знает когда — обитала наша семья. Твердо сознавая, что мне это необходимо (зачем — не знаю), прошу меня впустить. Конечно же, я обнаружил совсем незнакомых людей. От нашей семьи не осталось никаких следов. Чувствую себя в чужом доме. И все же то, что я тогда испытал, нельзя назвать разочарованием».Казалось бы, номер дома на Дзирнаву назван самим Райкиным — можно вешать еще одну табличку. Но не все так просто. Наверняка внимательный читатель уже заметил несовпадения. Так, Эспланадой артист называет «парк возле Оперного театра», но к Опере примыкает Верманский парк. Именно там до Первой мировой войны устраивались ежедневные (!) концерты, которые продолжались с восьми вечера до двух ночи, как свидетельствует реклама в старой периодике. Были ли концерты на Эспланаде? Была ли там «раковина», то есть эстрада, как в Верманском? Эспланада ведь самый молодой парк Риги, который только начал создаваться в начале 20-го века. Объявлений о концертах на Эспланаде не обнаружила — там проходили только военные учения и парады. Правда, от дома № 16 на улице Дзирнаву до Эспланады расстояние действительно было «небольшим» для пятилетнего мальчика, а вот до Верманского парка надо было пройти побольше. Еще ближе к дому № 16 находились Стрелковый и Царский сады, где регулярно проходили концерты. Подойдем к этому дому на углу Дзирнаву и Стрелниеку. Сейчас в здании располагается немецкая школа. Перед Первой мировой войной здесь находился завод минеральных вод и безалкогольных напитков «Арналь и Сыновья», а в 1968 году на месте старого завода была построена главная рижская междугородная телефонная станция. На территории завода один из домов был жилым — там до 1930-х годов проживали владельцы фабрики. Возможно, несколько квартир сдавались в аренду жильцам. Вопрос в том, когда Аркадий Райкин совершил паломничество в дом детства? Известно, что артист регулярно приезжал в Ригу с концертами и на отдых в санаторий «Рижское взморье». «Здесь особый воздух! — говорил он. — Воздух моего детства, моих воспоминаний». Первая гастрольная поездка в родной город состоялась в апреле 1945 года! Концерт Ленинградского театра миниатюр прошел в рижском Доме Красной Армии (позже Дом офицеров). Райкин уже известен — в 1939 году стал лауреатом первого всесоюзного конкурса артистов эстрады. Корреспондент «Советской молодежи» И. Егоров написал рецензию, отметив: «Душой театра является Аркадий Райкин. Можно смело утверждать, что в лице этого молодого актера советская эстрада, насчитывающая немало славных имен, имеет мастера исключительно одаренного и многообещающего». Отправился ли 34-летний артист на поиски родного дома, впервые попав в Ригу накануне окончания войны? Нет. Это произошло гораздо позже. В 1979 году, в том же интервью газете «Ригас Балсс» Райкин признался: «Теперь, спустя больше чем шесть десятилетий, я нашел ту улицу, наш дом и даже нашу квартиру». Столько раз бывать в Риге и только в конце 1970-х отыскать дом, где прошли первые годы детства!? Возможно это связано с тем, что Аркадий Исаакович именно тогда приступил к написанию мемуаров и ему необходимо было оживить детские воспоминания. В 1970-е годы дом № 16 уже был перестроен под телефонную станцию, так что попасть туда и увидеть старую квартиру Аркадий Райкин точно не мог. С номером дома он ошибся. И немудрено: эта часть улицы Дзирнаву сильно изменилась за шесть десятков лет. Какие-то дома были снесены, исчезли два больших завода, закрылись каретная мастерская, фотографическое заведение, булочная и приют для глухонемых. Сегодня этому тихому кварталу, где сохранилось много старых деревянных домов, и не снилась та бурная жизнь, которая кипела здесь в начале 20-го века. В поисках гимназистовЕще одна подсказка из воспоминаний Райкина: «Немало удовольствия получал я и от наблюдений из окон нашей квартиры. Одно из них — кухонное — выходило на дровяной склад. Подъезжали подводы с запряженными в них громадными лошадьми (битюгами), и под громкие крики возчиков и грузчиков шла выгрузка бревен, досок и жердей. Другие окна выходили во двор, где находилась частная гимназия. Мне нравилось смотреть, как гимназисты, удивительно ловкие, а главное такие самостоятельные (и в то же время не настолько большие, чтобы я не чувствовал в них детей), занимаются во дворе гимнастическими упражнениями или просто носятся как угорелые на переменах…»Где же была гимназия? Наискосок от дома № 16 в конце 19-го века находился приют для глухонемых детей, а в 1915 году открылось частное среднее учебное заведение Ольги Оскаровны фон Гасфорд. Это дом № 29. Других школ в квартале не было. Правда, школа Гасфорд была женской, так что гимнастические упражнения выполняли не гимназисты, а гимназистки. Каменное здание школы сохранилось и находится во дворе, там в 1930-е годы работала еврейская школа, а сейчас располагается организация Chabad. Неслучайно в других изданиях воспоминаний Райкина фигурирует уже дом № 19. Это уже возможно, хотя дома по Мельничной N№ 17–21 тоже относились к заводу — здесь производили колесную мазь и сургуч. Сейчас сохранились только № 17 (деревянный жилой дом) и № 21 (каменные дома, в которых расположен офис Latvijas mediji). Судя по газетным объявлениям начала 20-го века, во всех домах с этими номерами были квартиры: владелец завода Тальгейм, как и другие крупные фабриканты, строил на территории предприятия дома для рабочих. Райкины могли проживать в одном из этих домов — их окна действительно выходят на двор бывшей гимназии, и мальчик мог видеть детей, выполнявших гимнастические упражнения. Смущает только то, что детская память сохранила бегающих на переменах мальчиков, а не девочек. Номер дома ребенок мог забыть, красивое слово «эспланада» могло наложиться на впечатления от другого парка, но зрительная картинка в памяти пятилетнего ребенка впечатывается лучше всего. Непутевые родственникиРазыскивая дом Райкина в старых газетах, неожиданно обнаружила родственников бракера Исаака Райкина. Исаак увез свое семейство в Рыбинск, когда к Риге приблизились германские войска. Увез только в 1917 году, очевидно до последнего надеясь, что Ригу не сдадут неприятелю. Основная масса рижан бежала из города уже летом и осенью 1915 года, многие уезжали вместе со своими школами, магазинами, конторами и заводами — все предприятия и учреждения эвакуировались в центральные районы России. Эвакуировались даже шубы из городского ломбарда! Райкины уехали, образно говоря, последним поездом.«В 1939 году, когда в Латвии появились советские военные базы, отца с матерью разыскали рижане, — вспоминал младший брат артиста Максим. — Нам позвонили по телефону и попросили приехать, так как сохранили им старую квартиру. Однако лишних денег не было, и родители решили отложить поездку до лета 1941 года. Но началась война». Может быть, позвонили не просто рижане, а рижские родственники, о которых артист никогда публично не говорил? В рижских газетах 1920–1930-х годов упоминаются четыре Райкина: двое из них названы по имени. В 1923 году в 9-м городском мировом участке разбиралось несколько дел «по обвинению в недозволенном в черте города нищенстве» — нищие были приговорены к аресту. В их числе некий Р. Райкин — «полный калека, который долгое время уже собирал подаяния, сидя в маленькой тележке, которую передвигает с места на место нанимаемый им за 70 руб. в день человек». Райкин отказался поступить в городской приют. На суде он показал, что «ездит по городу для здоровья». Суд приговорил его к 2 неделям ареста. Больше всех «прославились» Илья и Мейер Райкины. Илья Райкин попал в хронику в 1925 году и в 1939-м. Первый случай — суд над карманниками и скупщиками краденого. Двое юных воришек — 23 лет и 18 лет — промышляли на ул. Свободы, обкрадывая пассажиров при посадке в автобусы. Райкин эти вещи помогал сбыть скупщикам. Все получили срок. Илья Райкин — 2 месяца тюрьмы. В 1939 году слушалось дело покрупнее: о краже фанеры с фабрики «Латфин». Здесь уже указан возраст Ильи Райкина — 33 года. До администрации фабрики стали доходить слухи о том, что ее фанеру можно купить ниже оптовой цены. Оказалось, что двое рабочих крали фанеру со склада и вывозили. Три ходки — товара на 1800 латов. Большую часть украденной фанеры они продали торговцу И. Райкину, который платил им половинную стоимость товара и продавал его дальше. Райкин опять получил срок — полгода тюрьмы. Таким же проходимцем был Мейер Райкин. Что интересно: проживал он рядом с семьей Аркадия Райкина, тоже на Дзирнаву, в доме № 27. Правда, в 1923 году. В июле того года у него были украдены вексели — вот почему он «засветился» в газете. Тогда в прессе было принято называть и фамилии, и домашние адреса — как пострадавших, так преступников. Спустя два года Мейер переселился на Авоту, 16, открыв там торговлю. И попал в газету уже по другому поводу: избил свою жену Ольгу. Так избил, что женщину пришлось отправить в больницу. Было открыто уголовное дело. Спустя еще три года Мейера приговорили к 6 месяцам (причина не названа), а молодому полицейскому Адаму Минцану приказали перевести заключенного в центральную тюрьму. Райкин попросил полицейского поехать в тюрьму… на автомобиле, чтобы по дороге заехать на Ключевую, в его торговлю. Жалостливый полицейский согласился, а Райкин зашел в дом и убежал через задний ход. Полицейский сам был отправлен в тюрьму на три месяца — за попустительство. И только один Райкин упомянут в положительном контексте: 23 июня 1940 года состоялся выпускной гимназии «Тушія» (Гертрудес, 18). От имени выпускников выступил Я. Райкин. Все окончившие гимназию получили право на поступление в университет, сообщила газета. Многие из этих мальчишек через год с небольшим вместе с родителями и педагогами погибнут в рижском гетто. Как сложилась судьба Я. Райкина? А скупщика краденого Ильи? А Мейера? Согласно данным электронного мемориала истории Холокоста Яд Вашем, в рижском гетто погибло около четырех десятков Райкиных. Самому старшему было 79 лет, самому младшему 11… Юлия Александрова/«Открытый город»
|
Журнал
<<Открытый Город>>
Архив журнала "Открытый город" «Открытый Город»
|