Всепоглощающая страсть семьи Барщевских![]() Антон Барщевский, Наталья Виолина, Дмитрий Барщевский и Дарья Виолина.
Спустя 20 лет создатели «Риска» повторили свой невероятный успех в игровых телевизионных сериалах о судьбах российской интеллигенции — «Московской саге» по роману Василия Аксенова и «Тяжелом песке» по роману Анатолия Рыбакова. Оба киноромана они снимали вместе с детьми, которые унаследовали от родителей страстную любовь к кино. Сын, Антон Барщевский, безвременно ушедший талантливый режиссер и продюсер, работал со Стивеном Спилбергом и собрал для его фонда «Выжившие в Катастрофу» 5 тысяч видеосвидетельств людей, переживших Холокост. Дочь Дарья Виолина — известный документалист, прославилась фильмом «Дольше жизни» — о жертвах сталинского террора, женах и детях «врагов народа». Большая кинематографическая семья Барщевских очень любит Юрмалу, где проводит каждое лето. Здесь и произошла наша встреча с режиссером Дмитрием Барщевским и сценаристом Натальей Виолиной. ![]() Съемки «Московской Саги». Дмитрий Барщевский репетирует танго с Инной Чуриковой и Юрием Соломиным.
![]() Дарья Виолина и Антон Барщевский на съемочной площадке «Тяжелого песка».
![]() Дмитрий Барщевский и Наталья Виолина с писателем Василием Аксеновым.
![]() Инна Чурикова и Юрий Соломин в «Московской саге».
![]() Дмитрий Барщевский.
![]() Кристина Орбакайте в «Московской саге».
![]() Афиша «Московской саги».
![]() Наталья Виолина.
![]() Елена Боннэр, Дмитрий Барщевский, Наталья Виолина и Андрей Сахаров после просмотра фильма «Риск».
![]() Антон Барщевский с главными героями «Тяжелого песка».
![]() Антон Барщевский со Стивеном Спилбергом.
По личной просьбе ГорбачеваДмитрий Барщевский: Такого успеха, который в одночасье постиг нас с «Риском», у нас никогда в жизни не было. Несколько дней мы не отходили от телефона. Звонили наши старшие коллеги, классики отечественного кинематографа, у которых мы учились профессии — Григорий Чухрай, Лев Кулиджанов, Марлен Хуциев, Владимир Наумов, друзья не только из Москвы, но из разных точек планеты.Наутро десятки изданий на всех языках написали о вчерашней премьере. Из Германии позвонил известный кинопродюсер Артур Браун с вопросом: Дмитрий, что у вас в Москве происходит? Оказывается, главная немецкая новостная программа канала ZDF прервала выпуск новостей и показала фрагменты фильма «Риск». Западно-германские корреспонденты прослышали, что ожидается премьера нового документального фильма по Центральному телевидению в прайм-тайм, что само по себе было удивительно в те времена. В ФРГ тогда советское телевидение было недоступно. Немецкие журналисты поставили свои камеры в магазине телевизоров в ГУМе и сняли трансляцию. Так наш фильм увидели в Западной Германии вместе со стоящими у экранов зрителями, которые не сдерживали слез, глядя на невиданные доселе документальные кадры. Наступало новое время… Некоторые эпизоды кинохроники могут поразить и нынешнего зрителя. Например, кадры еще дымящейся после атомного взрыва Хиросимы, снятые неизвестным японским оператором. Или похороны американских ученых — супругов Розенбергов, казненных по обвинению в передаче атомных секретов советской разведке… Слезы Хрущева… Истинная биография Сергея Королева… Я читала, что документальный фильм «Риск» разделил лавры самого популярного фильма года со знаменитой «Маленькой Верой». Д.Б.: Да, журнал «Советский экран» проводил народное голосование, и мы стали лидерами 1987 года. Как вы думаете, с чем был связан такой огромный резонанс фильма? Д.Б.: Я думаю, в первую очередь, с правдой, которую люди услышали с экрана. Н.В.: Это был первый документальный фильм о реальной истории нашей страны, где говорилось, какие потери понесла наука в результате репрессий, о том, что атомную бомбу в СССР «создали» разведчики. Впервые было сказано, что Сталин миллионы отправил в войну на смерть. Что победа одержана тройным счетом погибших против Германии. Что генеральный конструктор Сергей Королев был зеком… Впервые в хроникальных кадрах Гагарин, идя по красной дорожке к Хрущеву (которого к этому моменту более 20 лет уже не вспоминали и не показывали), доходит до него… Они обнимаются, Хрущев рыдает и платком вытирает лицо. Думаю, еще это было связано с ожиданием не только нашей страной, но и всем миром грандиозного перелома, начатого Горбачевым. Д.Б.: Поначалу наша картина «легла на полку». Министр кинематографии Камшалов просил нас никому ее не показывать. Полгода она пролежала у него в сейфе. А потом он отправил ее лично Горбачеву. После просмотра Михаил Сергеевич сказал, что это очень важный для него фильм и надо сделать так, чтобы его увидел весь народ. Также Горбачев поручил передать фильм всем странам соцлагеря. И его передали. Но в ГДР и в Китае картину запретили к показу. Андрей СахаровВ тот же год в Москве в кинотеатре «Россия» стояли очереди на другой документальный фильм — Юриса Подниекса «Легко ли быть молодым». А ваш фильм потом был в кинопрокате?Д.Б.: Никогда. Его показали один раз по телевидению и все. Дальше произошло следующее. Мне позвонил главный редактор газеты «Московские новости» Егор Яковлев и сказал, что «Риск» хотел бы посмотреть академик Сахаров, который несколько дней назад вернулся в Москву из Горьковской ссылки. Яковлев спросил — можно ли это устроить? Я легкомысленно ответил, что немедленно закажу просмотровый зал и, конечно, мы будем счастливы показать Андрею Дмитриевичу свой фильм. К этому времени я знал всех директоров московских киностудий. И все знали меня. И хорошо ко мне относились, но ни один не решился предоставить зал для Сахарова. Страх был еще велик. Согласился лишь Союз кинематографистов, который возглавлял тогда Элем Климов. На следующий день Андрей Сахаров со своей женой Еленой Боннер пришли на просмотр, а спустя еще несколько дней в «Московских новостях» вышла большая статья академика о фильме «Риск». В картине есть эпизод, где звучит авторский текст: «о следующем этапе советского ракетостроения мы не имеем никаких материалов. Все создатели ракетного оружия были расстреляны или находились в заключении». И на экране возникает черная пленка. В этот момент мы увидели, что Сахаров плачет. На сделанной в тот день фотографии Андрей Дмитриевич написал: «На память. С благодарностью за Риск». Риск с большой буквы. И без кавычек. Он же посоветовал нам подумать над продолжением фильма. Н.В.: Спустя год, в 1988-м, мы сделали картину «Риск-2», рассказывающую противоречивую историю создания атомной бомбы в СССР, и в ней также многое было произнесено впервые. Но несмотря на то, что страна уже переживала эпоху гласности, со вторым фильмом у нас тоже возникли трудности. Было немало еще реакционных сил, которые вовсе не жаждали правды. Спасла нас тогда вышедшая на первой полосе газеты Washington Post огромная статья Дэвида Ремника о фильме «Риск-2». Мир становился открытым, и с публикацией в уважаемом западном издании уже нельзя было не считаться. В результате картина была показана по Центральному телевидению, а вслед мы объездили с ней весь мир, от Европы до Америки. Как вы думаете, почему Горбачеву было важно показать ваши фильмы? Н.В.: Это было его личное решение. Он на самом деле антисталинист. Спустя годы мы прочитали в мемуарах Раисы Максимовны, что их семьи пострадали от сталинского террора. Родной дед Горбачева вернулся после ареста в 1937-м и рассказывал, как его пытали на раскаленной плите. И у Раисы Максимовны в семье были репрессированные. Для них обоих это была личная боль. И курс Горбачева мы, прежде всего, воспринимали как курс на десталинизацию. Я сама из семьи репрессированных, поэтому преклоняюсь перед ним за все, что он сделал. Горбачев для нас высочайшая фигура исторического масштаба. И после такого успеха в документалистике вы ушли в игровое кино? Д.Б.: Мы и до этого делали игровые картины. «Две главы семейной хроники», «Жизнь и любовь Александра Блока». С ведущими артистами. Но это был разговор с кляпом во рту. Мы ничего не могли сказать всерьез и до конца. К фильму о Блоке мы получили 28 поправок: требование «убрать ноту ностальгии по всему фильму», убрать все кадры с крестами над куполами церквей. А ведь Блок был глубоко верующим человеком. Мы жили в иезуитское время. Работать в игровом кино было сложнее, чем в документальном. Оно было еще более подконтрольным. А в «Риске» мы смогли высказаться до конца. А что было потом? Н.В.: Потом уехали в Германию зарабатывать деньги. Несколько лет работали там с продюсером Артуром Брауном, делали сериалы для немецкого телевидения. У нас было двое детей, две пожилых мамы. На «Мосфильме» в это время вместо 44 картин в год делали одну. Надо было как-то выживать. Тогда же вышел фильм Стивена Спилберга «Список Шиндлера». Он был так увлечен этой темой, что решил собрать свидетельства всех, кто выжил в Холокосте. Попытался работать в России. Но четырежды у него исчезали деньги. Он переводил их в Россию, а они пропадали. А потом этим занялся наш сын Антон, и за 5 лет им и его группой было снято более 5 тысяч видеосвидетельств с людьми, пережившими Холокост во всех странах СНГ и Балтии. Сегодня эти интервью стали частью полностью оцифрованного архива Всемирного Фонда Холокоста, созданного Спилбергом. Запах «Chanel»И все же вы вернулись в игровое кино, сделали два очень заметных сериала «Московская Сага» и «Тяжелый песок». Оба по романам известных писателей. Вы почувствовали, что есть запрос на историю?Н.В.: В конце 90-х я прочитала роман Василия Аксенова «Московская сага», который показался мне очень неровным. Там есть потрясающие сцены, а есть невероятная пошлость. Как будто его писали разные люди. Но я подумала, что этот роман может стать основой для киносаги. Мы разыскали Аксенова, который жил тогда в Америке, и довольно быстро подписали с ним договор. Денег на фильм не было. Никакого заказа тоже. Друзья говорили: вы сошли с ума, кому это надо? Сейчас все смотрят «Бандитский Петербург», «Улицу разбитых фонарей». А кто будет смотреть вашу семейную историю? Но мы хотели делать то, во что верили. Параллельно кинокомпания «Риск» приобрела права на роман Анатолия Рыбакова «Тяжелый песок», который мы мечтали экранизировать еще в 70-е годы. И вот настал момент, когда это стало возможно. Все ваши фильмы — о судьбах российской интеллигенции. В разные времена, при разных режимах. В центре внимания, как правило, семья, династия, клан. Судя по всему, в этих историях много личного? Д.Б.: Да, конечно, мы сами принадлежим к этому сословию. И потому хорошо понимаем мир наших героев, среду их обитания, традиции, привычки, логику поступков и отношений. Н.В.: Мы существенно переработали роман, в сценарии появились новые герои и новые сюжетные линии. Вместо запланированных 12 серий сделали 22. За время съемок артисты настолько вжились в свои образы и полюбили дом профессора Градова в Серебряном бору, что многие просили меня продлить жизнь их персонажам. Что я и сделала. Надо понимать, что во многом я опиралась на реальные рассказы людей, в том числе очень близких мне. Вероника Градова в романе совсем другая. В ее образ я включила многое из биографии моей мамы, которая 5 лет провела в АЛЖИРе — Акмолинском лагере жен изменников родины. В частности, эпизод с шарфом, который Вероника снимает в бараке, придя с зимних работ. Она его разматывает, а соседки по нарам цепенеют от неожиданности — они уловили запах французских духов. Эти женщины уже знали, что такое Chanel, Париж. Мужья многих из них там бывали. И этот чудом сохранившийся аромат возвращает их в другую, прежнюю жизнь. Из рассказов мамы знаю, что когда им давали кашу из перловки с каплей конопляного масла, они старались намазать этим маслом лицо. Они почти не верили, что выйдут на свободу, но если вдруг случится чудо, то хотели остаться женщинами, и из последних сил старались сохранить красоту. Д.Б.: Если говорить о параллелях с реальной жизнью, то в «Саге» есть сцена, где Циле Розенблюм звонит ее муж Кирилл Градов и говорит: я тебе звоню из кабинета следователя, у него ордер на мой арест. Это тоже подлинная история. Моему деду позвонил его коллега и попросил срочно зайти к нему в кабинет, там он сообщил, что есть ордер на арест деда, и предложил позвонить из его кабинета, проститься с семьей. И драматическая сцена выяснения отношений Никиты Градова с Вероникой, после возвращения обоих из лагерей, когда они понимают, что не могут быть вместе, не могут переступить через пережитое — это тоже сюжет из жизни людей, которых я знал. Вообще, у нас все истории подлинные. И в «Московской саге», и в «Тяжелом песке». Практически за каждым героем стоит конкретный персонаж и реальная история. Тучи в голубомПесня из «Саги» — «Тучи в голубом», которую исполняет Кристина Орбакайте, по сути, стала народной. Ее автор, композитор Александр Журбин, рассказывал мне, что к нему не раз подходили ветераны и говорили, что пели ее на фронте…Д.Б.: Мы Александра Журбина попросили написать песню в стилистике «Синего платочка». Саша жил тогда в Америке. Вскоре он позвонил и сообщил, что написал песню, просил тут же ее послушать. Я объяснил, что иду по улице, в Москве жуткий мороз и надо созвониться чуть позже. Но Саша был непреклонен: не имеет значения, слушай прямо сейчас! Я услышал мелодию будущих «Туч в голубом» и ответил: Саша, пакуй чемоданы, возвращайся в Москву! Так началась наша с ним работа над фильмом. Можно сказать, вы вернули Журбина на родину? Д.Б.: Да. Он приехал, и мы вместе сделали и «Московскую сагу», и «Тяжелый песок». Его музыка — одна из принципиальных составляющих успеха обоих фильмов. На фильме «Тяжелый песок» вместе с вами работали сын и дочь. Как получилось, что оба стали вашими соратниками? Вы их с детства втягивали в свою киножизнь? Д.Б.: Безусловно, дети с детства были приобщены к кино, мы часто брали их на съемки. Потом они окончили ВГИК. Когда мы начали снимать «Тяжелый песок», я был режиссером, а Антон продюсером. Но на первых же съемках стало очевидно, что Антон знает еврейскую жизнь, еврейский быт гораздо лучше, чем я. Он собрал столько материалов для фонда Спилберга и был глубоко в теме. Я же родился и вырос в Москве, местечкового еврейского быта совсем не знал. Я предложил Антону стать режиссером этого фильма. И очень высоко ценю его режиссерскую работу в «Тяжелом песке». На протяжении всех съемок рядом с ним была Даша, работала с Антоном плечом к плечу. Они всегда были очень близки. Кино — это не просто работа. Это любовь и страсть. Не только для нас с Наташей, но и для наших детей. Но вернемся к «Саге». Скажите, Юрий Соломин сразу был утвержден на роль профессора Градова? Н.В.: Совсем нет. Мы пробовали многих известных артистов. Но никто не совпадал с нашим представлением о настоящем русском враче и интеллигенте. Не хватало какого-то внутреннего благородства, несгибаемости и покоя. Прямо скажу, я очень редко смотрю телевизор. А тут по необъяснимой причине вдруг включила. Шла передача, посвященная годовщине обороны Москвы. Вел ее Соломин. Он завораживающе рассказывал о тех страшных днях, а когда стал читать: «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», я услышала свой голос: боже мой, это же Градов… Через несколько часов мы уже были в Малом театре. Юрий Мефодьевич спросил, будут ли пробы. Мы ответили, что он утвержден без проб, и никогда не пожалели об этом. Потом нам посчастливилось работать с ним и в «Тяжелом песке», и в «Бульварном кольце». Глубоко уважаем и любим Соломина не только как артиста, но и как человека. За эти годы мы стали очень близки. Красавицы АЛЖИРаВсе ваши фильмы — это семейные истории. Видимо, для вас самих семья — это что-то очень важное?Д.Б.: У нас сейчас в работе экранизация повести Леонида Зорина «Юдифь». Опять приобрели права, не имея заказа. Эта история абсолютно антисемейная. История любовников. Он разведчик. Она женщина из круга московской богемы 1930-х годов. В молодости они полюбили друг друга. Но никогда не жили вместе. У нее своя семья, у него своя. Это тоже подлинная история. Когда я спросил Леонида Зорина: почему вы раньше не опубликовали эту повесть, он сказал: это было невозможно, герои были еще живы. Н.В.: Не соглашусь с Димой. Я остаюсь апологетом семейной темы. Если у нас получится снять «Юдифь», это будет неким отклонением от нашего курса. Я верю в семью, у меня самой была особенная семья, и я унаследовала веру в нее. Д.Б.: Про «Юдифь» можно сказать, что это история о любви, не оформленной семейными узами. Это тоже семья, но не в общепринятом смысле. Настоящие сильные чувства могут преодолеть почти все... Мы и сами через многое прошли. Любовь — прекрасное, но и опасное чувство. Иногда оно может быть и разрушительным. Но в вашем случае получилось сплошное созидание. Столько совместных работ! Д.Б.: Нам повезло соединиться. Это чудо. И все, что произошло с нашим «Риском», нашей «Сагой» — тоже чудо. Я вовсе не считаю это только нашей заслугой: наши убеждения счастливо совпали с запросом Времени. Н.В.: Когда-то одна умная женщина, главный редактор «Ленфильма», на мой вопрос, что сейчас люди хотят смотреть, сказала: не пытайтесь угадать, делайте то, во что сами по-настоящему верите. Сейчас у нас есть два сюжета, которые мы хотели бы воплотить на экране. Они не очень совпадают с сегодняшней массовой продукцией. Это экранизация повести Леонида Зорина и еще одна история из жизни моей мамы. Сценарий называется «Красавица». Так негласно именовали лагерь АЛЖИР, потому что в нем среди заключенных было очень много красивых женщин, жен выдающихся людей того времени. Наша дочь Дарья сделала об этом два документальных фильма: «Мы будем жить» и «Дольше жизни». Теперь мы хотели бы рассказать об этом средствами игрового кино. Конечно, об этом уже много написано и снято. Но, по выражению Юрия Трифонова, это колодец, который не имеет дна… Человеческие судьбы на фоне драматических времен — уверены, это будет всегда востребовано зрителем. Татьяна Фаст/ «Открытый город»Фото: архив семьи Барщевских02-12-2021
|
Журнал
<<Открытый Город>>
Архив журнала "Открытый город" «Открытый Город»
|