Атом Солнца Аллы Сигаловой

Из сумрака затянутой дождевыми тучами Риги она возникла в зале как яркая птица, как персонаж из ее многоцветного спектакля «Ханума» в Рижском русском театре. В феерической шали она прошла к микрофону, и с этого момента взгляды всех были прикованы только к ней.

Гостьей очередного смарт-клуба «Открытого города» стала известный российский режиссер, хореограф, педагог Алла Сигалова. И свой рассказ она начала с книги «Счастье мое!», книги пронзительно честной и откровенной.

МОНОЛОГ

Признание в любви

За книгу «Счастье мое!» я взялась, потому что поняла: пришла пора рассказать про людей, которых люблю. Не про себя, мне совершенно Сигалова неинтересна, мне интересны колоссальные, потрясающие, невероятные личности, которые встречаются и встречались на моем пути.
 

А дальше... Вот удивительно, в воздухе всегда что-то носится, какие-то идеи. Вдруг мне звонят из издательства: хотим предложить, чтобы вы написали книгу. Я говорю: вы не можете мне предложить, или я решусь на это, или нет. За тем предложением было второе, потом третье.

На четвертом-пятом мы даже встретились. Я говорю: а как это вообще делается? Было несколько вариантов. Один — записывать на… машинку (показывает на диктофон на столе. — Прим. ред.). Второй — сидеть с каким-то человеком, который будет задавать вопросы, записывать ответы на машинку, а потом расшифровывать. Третий — без вопросов, просто какой-то человек тебе пишет что-то, непонятно что, ты ему диктуешь. Но тут должен быть очень близкий человек. С какого переляку (украинское слово, в переводе на русский — испуг, страх. — Прим. ред.) я чужому человеку буду что-то рассказывать? Это было сразу отметено. Вопросы задавать? Тут тоже надо понимать, какие задавать, потому что от того, какие вопросы, и складывается книга. То, что кто-то будет вместо меня писать — это вообще не моя история.

Короче говоря, я купила ручки шариковые, пачку, купила очень красивый блокнот, чтобы как-то себя стимулировать, и начала писать. И на это потратила полтора года.

Оказалось, что это жутко противное дело. Ужасающе. Потому что в жизни каждого, естественно, есть прекрасные моменты, есть ужасные моменты, но самое удивительное, что я никогда не представляла, что и ужасные, и прекрасные моменты вспоминать одинаково сложно. Сложно!

И ты на это себя тащишь. Я приезжала в Ригу, как всегда, и знала, что вечером мне надо сесть и писать. Господи, я придумывала что угодно, хоть пойти что-то починить, только не писать. Потому что это колоссальные затраты эмоциональные, которым ты себя подвергать не хочешь.

Почему книга такая откровенная? А тут такая штука — или ты пишешь откровенно, или ты просто не занимаешься этим.

Театр вообще дело очень откровенное. У меня сегодня утром была репетиция в Zoom с рижским замечательным режиссером, и он задавал такие вопросы — наверное, нетеатральный человек очень бы удивился, а может, даже оскорбился. Очень интимные вопросы. Потому что театр — дело чрезвычайно интимное, театр вскрывает какие-то такие потайные вещи, в которых ты в жизни никому и не признаешься. Может быть, даже себе не признаешься.

Поэтому книга получилась такая, какая получилась. Сейчас я уже вошла во вкус… Нет, это неправильное слово, просто поняла, что за это время, пока вышла книга, произошли еще какие-то важнейшие события в жизни, о которых я тоже должна написать. И какие-то личности, о которых я неполноценно написала в первой книге, и теперь понимаю, что необходимо продолжение.

И продолжение будет связано с городами, потому что в жизни есть города, которые как бы главные точки. Для меня это Ленинград, для меня это теперь уже Москва, для меня это Рига, для меня это Бостон. А теперь еще получается, что Лос-Анджелес, потому что мой сын живет там, и прибавился еще один город в моей жизни.

Книга прежде всего о тех, кого я люблю, кто оставил важнейший след в моей жизни, и это абсолютная дань этим прекрасным людям, это признание в любви и к тем, кто жив, и к тем, кого нет.

Кто герои? Мои педагоги — поскольку училась я в Ленинградском хореографическом училище, то все великие балерины если и не были моими учителями, то были на расстоянии вытянутой руки.

Моя семья — естественно, мама, папа, Ромочка (режиссер Роман Козак, покойный муж Аллы Сигаловой. — Прим. ред.). Чуть-чуть дети. Это сейчас о них уже можно много написать, потому что они стали личностями, а тогда казалось, пусть еще немного подрастут.

И еще, конечно, очень важный след в моей жизни — семья Михайловых-Сомовых, в которой сначала воспитывалась мама моя, потом я. Совершенно особенная семья. Все хорошее, что есть во мне, — от нее, все плохое — мое личное.

Рижский мотив

Что еще сказать? Рига. Рига, конечно, принесла в мою жизнь очень много важных для меня людей. Скоро приедет сюда Гидон Кремер, с которым я много работала. Даже перечислить не могу, сколько было сделано с ним работ и гастролей, я даже какие-то фильмы о нем снимала. И, конечно же, для меня это один из важнейших людей.

Выдающаяся личность — выдающаяся вообще, не только в том, как она или он щиплет струны скрипки или долбит фортепианные клавиши. Выдающиеся люди — это какие-то могикане, какие-то горы, какие-то немыслимые совершенно огромные существа со своей психологией, со своим мировоззрением. Каждый из нас — планета, но выдающиеся личности — это особенные планеты.

Конечно же, среди этих планет — Михаил Николаевич Барышников, с которым связана Рига и моя жизнь достаточно плотно. Это Лилита Озолиня, которую подарил мне Эдуард Ильич Цеховал, и сам Цеховал, и многие рижане, присутствующие или присутствовавшие в моей жизни…

ДИАЛОГ

Какой вопрос вам задал режиссер, который был бы неприемлем для человека нетеатральной ориентации?
Режиссер — Элмар Сеньков, замечательный, я его бурная поклонница. И я счастлива, что работаю в спектакле, который он делает на меня в Москве в Театре на Малой Бронной, так что надеюсь, что все в конце этого сезона случится.

Что касается его личного вопроса… Ну, нет, не буду говорить…

Жизнь фантастичнее самых невероятных мечтаний!

У вас есть сейчас мечта?
В 17 лет мне прочили место солистки в Мариинском театре, и все было вообще шикарно. Но травма на генеральной репетиции перечеркнула все в моей жизни. С этого момента я перестала мечтать. Вообще. Мне казалось, что все самое прекрасное я потеряла.

Однако оказалось, что мечты — мои, во всяком случае — гораздо беднее, чем та жизнь, которая плывет ко мне в руки. Например, как и многие, я обожала Маргариту Борисовну Терехову. И когда я приехала в Москву, так произошло, что мы с ней познакомились и подружились. Она часто бывала у меня в гостях. Вечерами она мне рассказывала о Тарковском, Завадском. Могла я об этом мечтать? Нет.

А возможно представить, что вдруг Мстислав Леопольдович Ростропович позовет меня в спектакль, который он ставит, и мы три месяца будем всей постановочной командой жить вместе, работать, выпивать… Нет.

Жизнь всегда фантастичнее любых, самых невероятных мечтаний!

Какой ключик нужен, чтобы подойти к вам?
Я не очень задумывалась об этом. Мужчины существуют рядом, и прекрасно. Рома Козак нашел самый правильный ключик. Так случилось, что я поехала в санаторий в Плес с мамой и маленькой дочерью, а Козак — со своей женой и тоже маленькой дочерью.

Как-то вижу, что на меня какой-то очень красивый мужчина все время поглядывает. А мы с ним встречались до этого у Паши Лунгина на пельменях. И вот идем друг на друга по узкой аллее, я ему говорю: «Здравствуйте», а он как-то так и прошел. О, думаю, ну ладно. И вдруг он через день приходит и приносит «Жизнь фамов и хронопов» Кортасара. «Вот почитайте, пожалуйста, мне кажется, что мы можем сделать с вами спектакль».

Все. Потом мы вернулись в Москву, он приходил ко мне домой, мы писали вместе инсценировку. И так мы 17 лет прожили прекрасно. Так что вот самый главный ключ.

Письмо Олегу Ефремову из Бостона

Как получилось, что с Олегом Ефремовым и Аллой Покровской вашу семью связывали особые отношения?
Рома был крестным сыном Аллы Борисовны, практически родственные отношения. Более того, Рома был учеником Олега Николаевича и учеником Аллы Борисовны. И учеником фантастическим, потому что преданность им сохранил до конца жизни.

Мы жили с Ромочкой на улице Неждановой с одной стороны, а в той части дома, которая выходит на улицу Горького (ныне — Тверская) жил Олег Николаевич. И мы вечерами шли к нему и сидели на кухне. И, конечно, я его боялась, я его обожала, я была в него абсолютно влюблена, потому что этот человек всех женщин просто завораживал.

Уже позже Рома 12 лет преподавал в Гарварде, а когда он ушел, я заступила на этот пост. Но тогда еще Ромочка был жив, и он оставался в Гарварде, а я летела из Бостона в Москву, и Рома для Олега Николаевича передал письмо. Зная про мою робость, он сказал: ты пойди обязательно. Я говорю: конечно, все сделаю.

Прилетела, собралась с духом, позвонила в дверь, открывает Олег Николаевич. Но очень смешно — в какой-то курточке, без брюк, ножки тоненькие так вьются. Я это увидела: мама! Сунула письмо и убежала. И он потом Роме рассказывал: «Слушай, а твоя-то совсем дура! Чего она испугалась?»

Олег Николаевич и вправду обладал такой сексуальной энергетикой, хотя, мягко говоря, уже был не очень молод тогда. Когда мы приходили к нему на кухню, выпивали, у него теплело на душе, и он говорил без остановки, и волна его таланта просто тебя завораживала. В этом человеке было все — и сомнения, и уверенность, и лидерство, и какая-то невероятная боль, и непонимание, и понимание, и знание, и незнание. В нем все противоречия были в густом таком замесе, что это не могло оставить равнодушным ни одного человека.

И он весь был в театре. Вспоминаю такой эпизод. Как-то Алла Борисовна сунула Олегу Николаевичу коляску с маленьким Мишей, чтобы он погулял по Тверскому бульвару. Олег Николаевич задание выполнил, но когда вернулся, сказал: «Так, или театр, или Миша».

И, конечно, сегодня очень грустный день (смарт-клуб проходил в то день, когда в Москве суд объявил приговор Михаилу Ефремову. — Прим. ред.).

Ваше отношение к тому, что произошло с Михаилом Ефремовым?
А какое может быть отношение? Человек, который убил другого человека, должен ответить за свой поступок.

Раздвоение мистера Хиггинса

В Рижском русском театре им. М. Чехова идет ваш спектакль «Моя прекрасная леди». Только что вы поставили эту пьесу в Таллине. И тут, и там мистера Хиггинса играет Александр Ивашкевич. Как вам работается с ним?
Господи, с Ивашкевичем? Мы знаем друг друга много-много лет. Мы абсолютно доверяем друг другу, это очень важно. Он восторгается мной, я восторгаюсь им. Не как у Крылова, а просто так и есть. И он такой актер, которому говоришь: «Саш, здесь надо бы…» А он: «Все понял, сделаю!». Даже не надо договаривать.

Это, конечно, удовольствие колоссальное, с ним можно и работать, с ним можно и многое обсуждать, с ним можно гулять, с ним можно хохотать, и все что угодно делать, потому что он —личность большая, талантливая, красивая. Я очень рада, что нас связывает такая замечательная, преданная дружба.

Таллинская постановка «Моей прекрасной леди» сильно отличается от рижской?
Конечно. Другой контекст, другие предлагаемые обстоятельства, другое пространство, другие люди. Естественно, ты придумываешь под этих людей других персонажей. Иначе невозможно.

Мне, конечно, Ивашкевича было жалко, потому что у него дымился мозг сейчас в Таллине. Я ведь все переделала. Он говорит: «Не понимаю, как вернусь в Ригу, что я буду играть теперь». Я: «Будешь играть то, что там, а здесь — то, что здесь… А что делать?»

Ему, конечно, очень тяжело — играть одну роль в двух абсолютно разных спектаклях. Да еще с разными партнершами, ведь от партнерши, понимаете, очень многое зависит. Поэтому Ивашкевич крутится, как уж на сковородке. Бедный!

Но в Таллине получился роскошный спектакль. Роскошный! Он идеально вписан в золотой красивый театр, и вся декорация этого зала работает на декорацию спектакля.
А Ивашкевич там лучше даже, чем здесь. Он какие-то мускулы еще нарастил, знания, эмоции.

Ивашкевич увлекается фотографией. Доводилось ли вам быть его моделью?
Я не далась. Пускай еще помучается, я люблю, когда мужчины мучаются.

Внук должен набить свои шишки

Чем занимаются ваши дети?
Вас интересуют мои дети? Меня они тоже интересуют.

Дочь от первого брака очень взрослая. Настолько взрослая, что у меня очень взрослый красавец-внук.

Дочь занимается дизайном, она строит дома, квартиры. И она в два раза тоньше меня, такая совсем тростиночка. Я приезжаю к ней на стройку и поражаюсь, как она управляет этими полками рабочих. Она им: «Будьте любезны, можно вас попросить», а они топ-топ-топ бегут в нужную сторону. Я бы начала кричать, давать голос, темперамент такой, а она, наоборот, все делает элегантно и нежно.

А сын работает в киноиндустрии, в «маленьком» районе Лос-Анджелеса, который называется Голливуд. Думаю, что у него большое будущее. Ну, как каждая мама, естественно: а мой-то гений! Хоть, возможно, и не очень гений… Но, во всяком случае, он, к счастью, унаследовал все замечательное от папы, поэтому я уверена, что все будет в его жизни прекрасно.

Придут молодые, придут прекрасные

Как вам работается в условиях пандемии?
Я возглавляю две кафедры — в ГИТИСе кафедру сценического танца и современной хореографии, а в школе-студии МХАТ — кафедру пластического воспитания актера.

ГИТИС, как только объявили пандемию, сразу прекратил работу! Все тут же ушли в отпуск! А МХАТ распорядился по-другому. Лекции и практические занятия прервались только на 5 дней, пока мы перестраивались. А потом раздали Zoom и все в нем прекрасно существовали. Иногда у меня было по 7–8 часов лекционных, в какой-то момент уже язык отваливался — говоришь, говоришь, говоришь. Ведь одно дело, когда ты можешь взаимодействовать энергетически, другое — Zoom, когда надо пробить этот компьютер, экран, и до каждого доползти, пробиться.

Но в результате во МХАТе по моему заданию было сделано 7 фильмов, которые уже стали частью истории школы-студии МХАТ, потому что фильмы получились фантастические.

Как вы оцениваете ситуацию с тем, что ряд ведущих московских театров в одночасье остались без руководителей? Мэтры ушли, а равнозначной смены им не нашлось. Что будет?
Что будет? Придут молодые, придут прекрасные, которые еще мало что умеют, но научатся. И тоже доживут до возраста Марка Анатольевича Захарова, и тоже развалят из-за своей старости то, что было создано десятками предыдущих лет. Все одинаково циклично. Поэтому я позитивно смотрю на изменения, прекрасно понимая, что мое поколение режиссеров и хореографов уже уходит. Нельзя занимать бесконечно одно и то же место. Вцепиться, как упырь, в кресло — не оторвешь. Не надо. Все конечно, жизнь конечна.

Но почему мэтры не подготовили следующее поколение?
Загадка. Это загадка, нет ответа.

Эгоизм?
Эгоизм? Да. И какой-то страх перед собственным уходом.

Впрочем, у Олега Павловича Табакова этого страха не было. Он даже сыграл в спектакле человека, больного раком. А Олег Павлович реально в то время болел раком. Именно он нашел пьесу «Юбилей ювелира» и предложил Косте Богомолову поставить. Поставить на свой юбилей.

Я обожала Олега Павловича. У нас были очень нежные отношения, хотя два раза кошка между нами проскочила. Один раз, сейчас смешно будет звучать, он меня звал на главную роль в спектакле во МХАТе. И я сказала: «Олег Павлович, у вас так много потрясающих актрис, что я там буду делать?» — «Нет, нужно, чтоб ты». — «Нет, пусть каждый занимается своим делом».
Это первый раз, а второй я выпустила дипломный спектакль, и Олег Павлович просил меня, чтобы спектакль вошел в репертуар театра, и я тоже ему отказала. Поставила условие: «Вы берете всю команду, с которой я делала спектакль, а на других людей я его переделывать не буду». И мы месяца два не разговаривали. Ходили гордо, друг от друга отворачивались…
У Олега Павловича было огромное количество учеников, и вот уж о ком нельзя сказать, что он не подготовил смену. Женя Миронов возглавляет один из лучших театров страны, есть Вова Машков, Сережа Безруков, Ира Апексимова и так далее, и так далее. Олег Павлович, наверное, единственный, кто наштамповал таких выдающихся теперь уже режиссеров: Костя Богомолов — его рук дело, Кирилл Серебренников — его.

Табаков абсолютной кометой пронесся по театральной истории России и оставил огромный след. Вот сейчас на Сухаревке откроется потрясающий памятник, который будет называться «Атом Солнца». Это то, о чем все время говорил Олег Павлович: в каждом актере должен присутствовать атом Солнца.

Назовите самых любимых своих учеников.
Ой, даже не знаю. Ира Пегова, Женя Цыганов, Полина Агуреева... Весь театр Фоменко — мои ученики, когда Петр Наумович преподавал, я тоже преподавала с ним. Половина театра Женовача! Множество интереснейших мхатовских учениц: Паулина Андреева, Иева Сеглиня, работающая в театре «Дайлес», Марина Петренко, Анечка Чиповская. Вот все красивые женщины — это точно мои ученицы.

Я, когда набираю курс, всегда кричу на вступительных экзаменах: давайте красивых актрис, не приду на занятия, если не будет красивых актрис! А потом ты счастливо наблюдаешь, какие у них успехи…

Вот сегодня позвонил мой друг: «Что ты все время пишешь про счастье, ты что все время счастливая?» Я говорю: «Ну посмотри, в какой театр ни зайдешь, везде мои красотки. Ну это же вообще: все красотки — все мои!»

Барышникову здесь хорошо

Видели ли вы рижские спектакли Михаила Барышникова? Хотели бы с ним поработать?
Работать с ним я не хочу.

Спектакли… Вы знаете, мне, честно говоря, настолько все равно, где появляется Михаил Николаевич, любое его появление — это чудо. Наверное, хорошие спектакли. Херманис — выдающийся режиссер, великий. Прекрасно, что они соединились. И работа происходила на моих глазах, кроме последнего спектакля.

Я счастлива, что Михаил Николаевич вернулся на свою родину, ему здесь хорошо, он здесь счастлив.

Я знаю Михаила Николаевича с момента, когда он оканчивал хореографическое училище. Я как раз поступила, и нас, малышей, естественно, не пускали на 5-й этаж, где знаменитый репетиционный зал. Но мы туда просачивались, в щели подсматривали: Барышников, Барышников! Мы уже знали, кто такой Барышников, молва о нем шла.

Потом я помню, как он жил в общежитии во дворе училища, и ходил в магазин «Молоко» на площади Ломоносова за кефиром.

А теперь он такой прекрасный, великий, и дай Бог ему здоровья, это самое главное.

А с Александром Годуновым вы были знакомы?
Я не была ему представлена, но ходила на его репетиции и очень много видела. Они с Михаилом Николаевичем из одного класса, а судьбы разные, потому что разные характеры. У Барышникова фантастическая психофизика, можно только позавидовать, а Годунов — неврастеник, прекрасный, талантливый, уникальный человек. И недаром говорят, что карьера — это твой характер, прежде всего.

За 37 лет преподавательской работы я поняла, что можно быть талантливым, и ничего не добиться, если ты не обладаешь определенными качествами характера. Сколько случаев было — идем на рынок, и я вижу среди торговцев наших учеников. Это судьба.

А какие черты характера необходимы, чтобы добиться успеха?
Боюсь выступать в роли гуру, скажу лишь примитивные вещи: нужны упорство, понимание цели и преодоление всех преград на пути к ней. И обязательное качество — позитив. Человек должен излучать все время солнечную энергию. Табаков абсолютно прав, атом Солнца должен присутствовать. Когда в человеке есть атом Солнца, это открывает очень многие двери, обаяние человека — очень важный момент. Упорство, обаяние, солнце. Все!

Татьяна Фаст, Владимир Вигман/«Открытый город».

Фото: Диана Спиридовская. Фотогалерея - freecity.lv/foto/504/