Ежедневный журнал о Латвии Freecity.lv
Опасна власть, когда с ней совесть в ссоре.
Уильям Шекспир, английский драматург и поэт
Latviannews
English version

Как картотека КГБ досталась Латвии

Поделиться:
Свершилось — через 27 лет после восстановления независимости в Латвии развязали «мешки КГБ». Национальный архив на специальном сайте начал публиковать документы Комитета государственной безопасности (КГБ) ЛССР.

Достоянием общественности стали телефонная книга сотрудников Комитета госбезопасности, картотеки латвийских агентов и внештатных оперативных сотрудников КГБ, а также учетные списки ЦК компартии Латвии.

В мае следующего года опубликуют донесения, личные дела и другие документы, однако персональные данные, такие как личная жизнь или состояние здоровья, будут закрыты для общего доступа.

В «мешках» обнаружились 10 612 карточек, в том числе на людей, которые впоследствии стали известными политиками, художниками, режиссерами, предпринимателями и т.д.

Сразу скажем, что юридическая ценность этих карточек близка к нулю. «Нахождение того или иного имени в «мешках ЧК» еще не означает, что данный человек сотрудничал с КГБ, — писал в своей книге «Записки генерала ЧК» последний председатель КГБ Латвийской ССР генерал Эдмунд Йохансонс. — Документальные доказательства находятся в российских архивах. Среди агентов и информаторов КГБ были люди самых разных взглядов и убеждений. Правильно ли сегодня осуждать агента, который не позволял себе предоставлять неверную или лживую информацию и соблюдал законы того времени? Правильно ли осуждать агента, чья информация позволила нейтрализовать преступную группировку и наказать виновных в строгом соответствии с Уголовным кодексом?

Другой вопрос, если агент оболгал честного человека. Такого и сегодня можно подвергнуть уголовному преследованию. Но чтобы доказать его прегрешения, необходимо исследовать личное и рабочее дела агента. В каком из городов России они хранятся, у меня нет ни малейшего представления — знаю только то, что хранятся они не все вместе. Сама по себе карточка КГБ не является доказательством в глазах общества, тем более, если на ней нет личной подписи. Для доказательства необходим рукописный текст. Из десяти карточек девять могут быть подлинными, а десятая — фальшивой. Да и данные об агенте, представленные оперативным сотрудником, не могут служить подтверждением сотрудничества с КГБ. Порой оперативный работник может сознательно завести временное дело на какое-то лицо, чтобы намеченного им кандидата не перевербовала другая служба или другое подразделение КГБ...»

И это тот редкий случай, когда с чекистом согласны и современные исследователи, которые не устают повторять, что публикуемая картотека имеет только информационное значение, а факт сотрудничества с КГБ устанавливает суд. Кстати, абсолютное большинство уже состоявшихся судов по вопросу сотрудничества c КГБ закончилось в пользу истцов, которые доказали, что не сотрудничали.

Спекулировать на тему, кто из фигурантов «мешков» стучал по убеждению, а кто попал туда под жестким прессингом КГБ — занятие бесплодное. Как говорилось в фильме «Гардемарины, вперед!», любые бумаги можно так перекрутить — не отмоешься.

Интерес представляет другой вопрос: как вообще «мешки КГБ» остались при развале СССР в Латвии? В результате полной утраты дееспособности могущественной советской спецслужбы? Или об этом предусмотрительно побеспокоился генерал Йохансон, чтобы потом обменять «мешки» на гарантии собственной безопасности? А может, сотрудники КГБ предусмотрительно вывезли все, что представляло ценность, а независимой Латвии оставили «отравленную булочку». Мол, кушайте на здоровье, вон сколько деятелей вашей Атмоды в нашей картотеке, получается, что у истоков независимости стояло КГБ! С тех пор и кушаем…

Впрочем, обо всем по порядку.

Наркотики с изюмом

Чтобы представить масштаб деятельности КГБ ЛССР, необходимо рассказать о его структуре.

Как рассказывал нам уже бывший глава Центра документации последствий тоталитаризма Индулис Залите, одним из самых многочисленных и элитных отделов КГБ ЛССР был Первый, который отвечал за разведку. В его задачу входила подготовка нелегалов для работы за границей, внешняя контрразведка, работа в центрах латышской эмиграции и с гражданами СССР, отправлявшимися на постоянное место жительства в Израиль, научно-техническая разведка, внешняя политическая разведка. Так сказать, классические рыцари плаща и кинжала.

Второй отдел специализировался на контрразведывательной деятельности внутри республики и делился он на 11 отделений, в задачу которых входила разработка шпионов зарубежных стран, присмотр за иностранцами, гостившими в Латвии, охрана секретной информации на режимных объектах, а также железнодорожном, воздушном и морском транспорте.

Третий отдел был создан в конце 1980-х годов на волне обострившихся отношений между МВД и КГБ. Его сотрудники занимались надзором за соблюдением законности в правоохранительных органах ЛССР. В 1991 году, после того как власти СССР признали существование мафии, он был переименован в Отдел по борьбе с организованной преступностью.

«На закате советской власти происходило слияние представителей государственных органов с руководителями преступных групп, их проникновение в госструктуры, разворовывание государственной собственности, коррупция и влияние на политиков как следующая ступень, — рассказывал Залите. — Именно поэтому в Риге был создан Отдел по борьбе с оргпреступностью. Он преуспел в борьбе с коррупцией в МВД.

Был такой криминальный авторитет Абакумов. Когда в 1991 году ликвидировали КГБ, в следственном изоляторе сидел Абакумов, его в результате разработки арестовали как лидера преступной группировки. Затем его отпустили. А вскоре он был убит в результате разборок.

Еще там сидел один из руководителей Государственного комитета по нефти и газу ЛССР в ранге министра за хищения в крупных размерах — на его счету были несколько вагонов нефтепродуктов. Его тоже выпустили. Скорее всего МВД Латвийской Республики.

Также КГБ участвовал в расследовании международных дел по раскрытию наркотрафика. В результате одной операции совместно с зарубежными службами была найдена тонна некоего наркотического вещества в контейнере с изюмом. По этому делу были проведены многочисленные аресты в Латвии и в Голландии».

Четвертый отдел с пятью отделениями специализировался на контрразведывательной деятельности на железной дороге, в портах, аэропортах и т.д.

Отдел, который контролировал Народный фронт

Наиболее одиозным был Пятый отдел КГБ ЛССР — по борьбе с идеологическими диверсиями. Он был создан в 1967 году и вплоть до 1990-го контролировал инакомыслящих, религиозные течения, творческую интеллигенцию, студентов. И только в 1990 году, когда началась деполитизация КГБ, «пятерка» сменила свое название на Отдел по обеспечению конституционного порядка (отдел «Z»).

Все специалисты признают, что в «пятерке» работали профи высокого класса. И как отмечал Залите, «у Комитета была полная информация о происходящих в обществе процессах, но он уже не был в состоянии сохранить разваливающуюся империю».

Любопытно, что 2-й отдел «пятерки» контролировал Народный фронт Латвии (НФЛ), но при этом за НФЛ не следили как за националистической организацией, так как, по словам бывшего первого секретаря ЦК КП Латвии Бориса Пуго, НФЛ был создан, чтобы «укрепить перестройку в нашей Латвии».

Шестой отдел — экономическая контрразведка, в основном заботился о сохранении в секрете научных исследований и экономических данных.

Седьмой отдел — наружное наблюдение — по праву носил титул самого секретного. В целях конспирации «семерка» располагалась в отдельном здании на ул. Менесс и даже имела свою партийную организацию, которая была зарегистрирована без расшифровки названия учреждения. В «наружке» работало 140–150 хорошо законспирированных сотрудников.

Десятый отдел — архив и оперативный учет — обеспечивал сохранность тех самых «мешков КГБ».

Одиннадцатый, следственный отдел, занимался расследованием преступлений и готовил материалы для передачи в суд.

Кроме «номерных» отделов в КГБ ЛССР были отдел «Р» (радиоконтрразведка), информационно-аналитический отдел, отдел оперативной связи, мобилизационный отдел. К тому же в каждом районе и крупных городах находились райотделы КГБ.

Как стало известно из рассекреченных архивов, на начало 1990 года в КГБ ЛССР трудилось 360–400 оперативников, в распоряжении каждого из них было примерно по 10, в исключительных случаях до 20 агентов.

На 1991 год агентурный аппарат комитета насчитывал около 4300 человек. По мнению бывшего руководителя Центра документации последствий тоталитаризма Индулиса Залите, число так называемых доверенных персон, то есть советских граждан, которые по просьбе КГБ информировали оперативников или же изредка исполняли задания комитетчиков, в несколько раз превышало количество действующих агентов. Всего с 1953 по 1991 год в КГБ числилось порядка 24 000 агентов, рассказывал нам Залите.

Битва за унитаз

КГБ ЛССР хоть и был зловещим, но все же советским учреждением со своими порядками и железной дисциплиной.


«Дисциплина была действительно отменная, — вспоминал бывший сотрудник 6-го отдела, капитан в отставке Юрий Вишняков. — И это понятно, ведь КГБ был военизированной организацией. Поэтому предъявлялись особые требования к внешнему виду. Во-первых, так называемая офицерская прическа, с пробором. Во-вторых, гражданские костюмы должны были быть серых или темных тонов. В-третьих, у нас не поощрялось бесцельное хождение по зданию, чтобы интересоваться делами коллег. К примеру, отделы размещались по этажам, и если бы меня заметили на 6-м этаже, где находился 5-й отдел, то могли бы возникнуть лишние вопросы. Никаких особых привилегий мы не имели, но требовали с нас по полной программе. У каждого оперативника был табельный ПМ, и каждую неделю мы были обязаны посещать стрельбище».

О материальном положении сотрудников Комитета ходили легенды. Надо отметить, что КГБ действительно помогало своим людям с квартирами. Для нужд комитетчиков выделялся самый престижный жилой фонд — в центре. После восстановления независимости это сыграло со многими сотрудниками комитета дурную шутку, ведь их дома попали под денационализацию.

«С зарплатами в КГБ все было не так просто, — рассказывал нам первый заместитель КГБ ЛССР генерал Янис Трубиньш. — Нельзя сказать, что майор получал столько-то, а полковник — столько-то, поскольку был должностной оклад и доплаты за звание, за выслугу лет, за знание языков. В среднем в 1985–1990 годах старший уполномоченный получал рублей 200. На периферии получали меньше, в центральном аппарате — больше. Существовала также компенсация за форму — тоже статья доходов, при условии, что форма к определенному сроку не утрачивала свой «товарный вид». Форму выдавали полевую, повседневную и парадную, а на работу ходили в костюмах, так что, по-видимому, компенсацию, как правило, тратили на приобретение костюма».

Впрочем, комитетчики не были аскетами и, конечно же, пользовались благами, которые для них выделяла советская власть. В центральном здании КГБ на углу улиц Ленина и Энгельса (ныне — Бривибас и Стабу) работала отменная столовая, которая являлась филиалом ресторана «Рига». Раз в неделю была возможность отовариться в «столе заказов», а список предлагаемых продуктов соответствовал уровню среднего советского распределителя — сервелат, цитрусовые, коньяк и пр. Очевидцы рассказывают, что в 1991 году первой достопримечательностью в здании КГБ для представителей новых властей стала столовая, где были обнаружены десятки банок диковинных по тем временам консервированных ананасов. Естественно, все было разобрано на сувениры.

Своеобразным трофеем стало еще одно свидетельство «красивой жизни» — унитаз главы КГБ ЛССР. Процедура его передачи представителям молодого государства длилась полгода. Из-за неземной его красоты и зарубежного происхождения на унитаз претендовали различные организации. В итоге унитаз отправился в Совмин.

Точкой отсчета была конференция в Юрмале с Познером

Существенный вопрос: когда в КГБ начали понимать, что Советский Союз движется к развалу, и готовились ли к этому сотрудники латвийского КГБ?

«О том, что тучи сгущаются и конец близок, стало понятно задолго до 1990 года, — рассказывал нам последний начальник Рижского городского отдела КГБ Юрис Абелтиньш. — У нас были соответствующие аналитически-информационные подразделения, которые четко прослеживали ситуацию и давали прогноз на месяц-два вперед, и один к одному все сбывалось. Поэтому в последние годы было все ясно. Однозначно понятно было, куда мы идем. Конечно, это повлияло, в определенной степени, на качество оперативной работы. Самая главная задача была на тот момент — не допустить экстремизма, кровопролития, чтобы все шло своим чередом, демократическим путем. То есть не препятствовать. Таково было указание Центра. А мы ведь люди при погонах — что нам партия говорит, то мы и делаем. Сотрудники понимали, конечно, что могут быть проблемы, и были готовы ко всему. Но никакой паники не было. Многие готовили плацдармы для будущей службы».

По мнению генерала Яниса Трубиньша, явной точкой отсчета была конференция в Юрмале, которую проводил в 1986-м Владимир Познер.

«Для КГБ стало очевидным, что удержать Советский Союз в «единой семье» будет проблематично, — рассказывал Трубиньш. — Хотя, лидеры Латвии и в 1991-м наверняка не знали, как все сложится. Сомневаюсь, что Горбачев действовал осознанно. Наиболее вероятно, что в какой-то момент он потерял контроль над ситуацией: не управлял ею, а шел на поводу событий».

Как бы то ни было, в августе 1991 года в Москве произошел путч, и после его провала Верховный Совет Латвии принял решение о прекращении в республике деятельности КГБ.

Потерянный протокол

24 августа появляется первый документ, который ставил КГБ ЛССР вне закона и назвал деятельность Комитета «преступной и направленной против интересов народа Латвии». Любое сотрудничество с «органами госбезопасности СССР после 24 августа квалифицируется как измена республике». Пункт 8-й гласил: «Собственность ликвидированного КГБ Латвийской ССР перенять в собственность Латвийской республики». Министерству связи предписывалось перенять средства связи КГБ, а архив (уголовных дел) передать гендиректору госархива. В свою очередь оперативный архив и картотеку собиралась перенять ликвидационная комиссия Верховного совета Латвии.

Ее председателем стал Вилис Селецкис, а членами — священник Алексей Зотов, депутаты Эдуард Берклавс, Янис Лагздиньш, Зиедонис Зиединьш и другие. Однако уже 27 августа постановлением Президиума Верховного совета была создана еще одна комиссия для переговоров с КГБ СССР. Ее возглавил Петерис Симсонс. А 29 августа свет увидел протокол-соглашение между Петерисом Симсонсом, подписавшимся, как лицо, уполномоченное Президиумом, и двумя представителями КГБ СССР — Мясниковым и Кондрашовым. Вокруг этого документа много неясного. Начнем с того, что оригинал протокола... исчез. Лишь в октябре 2002 года парламентской комиссии с трудом удалось найти его копию, и то на русском языке.

В свое время нам удалось заполучить эту копию документа, который впоследствии стали называть «секретным соглашением». В нем немало такого, что современным читателям может показаться шокирующим. К примеру, стороны договорились, что КГБ СССР передает системы связи Латвии, но сохраняет право пользования шифрованной связью. Также решено совместно охранять границы республики. Более того, «Президиум Верховного совета ЛР обязуется обеспечивать социально-экономические, политические и личные права, правовую защиту работников и пенсионеров КГБ ЛССР и членов их семей». К тому же на Совет министров «возлагается обязанность» оказать содействие в трудоустройстве бывших работников Комитета.

Куда же исчез оригинал протокола? Запросы были сделаны в различные организации, но как выяснилось позже, единственный оригинал находился... в МИД РФ. Что это могло означать? По сути, в России находятся документально оформленные социальные и политические гарантии всем сотрудникам КГБ ЛССР. Более того, по запросу следственной комиссии Юридическое бюро Сейма признало, что протокол представляет собой «международный договор и является нормативным актом».

Позже Петериса Симсонса обвинили чуть ли не в предательстве. Дело в том, что 2 сентября 1991 года он в письменном виде оповестил все районные самоуправления о необходимости все перенятые документы и оружие КГБ доставить в Ригу. Самоуправления перенятые материалы привезли и сдали в Риге в главное здание КГБ прямо в руки «чекистов», которые немедля уничтожили эти документы.

Досталось и комиссии Вилиса Селецкиса, которая и должна была руководить перенятием имущества и документов КГБ ЛССР. Вот оценка следственной комиссии Сейма в 1993 году: «Фактически, из-за действий В. Селецкиса комиссия не выполнила решение ВС о перенятии дел КГБ. Комиссия не подписала конечный акт о ликвидации КГБ и перенятии имущества. В. Селецкис проигнорировал 12-й пункт решения ВС от 24 августа 1991 года, который поручал комиссии перенять оперативный архив и картотеки. По причине безответственности Селецкиса и из-за недостатка контроля комиссии, позволив все решать уполномоченному СМ А. Боровковсу, появились предпосылки для уничтожения материалов КГБ или их вывоза в Россию. Только благодаря несанкционированным действиям депутата Л. Муциньша совместно с сотрудниками охраны ВС, в собственность Латвийского государства была перенята картотека агентуры КГБ и привезена в «мешках» в здание ВС 27 ноября 1991 года».

Земессарги за спирт помогали чекистам жечь документы

А вот как описывает эти события глава КГБ ЛССР Эдмунд Йохансонс в своей книге «Записки генерала ЧК».

«В судьбе документов ЧК, которые предстояло после просмотра то ли передать Латвии, то ли уничтожить, возник неожиданный поворот. В райотдел, куда я заехал посмотреть, как идут дела, вдруг позвонил Трубиньш и сообщил, что в комитет с группой вооруженных людей явился депутат Муциньш и потребовал выдать ему картотеку агентуры — так называемые «мешки ЧК». Никаких документов в подтверждение своего требования показать он не мог и явно намеревается отнять картотеку силой.

Положение безвыходное. Соблюдать пункты протокола Муциньш отказывается, потому что принял решение — «мешки» должны достаться ему. Я понимаю, что если Муциньшу ничего не дадут, то может начаться вооруженный конфликт. Остается только составить протокол изъятия — поверхностно, без пересчета картотеки, без названий. Карточки все скопом вывалили в мешки, которые даже не были запломбированы на месте, в комитете. Мешки увезли и бросили в каком-то из помещений Верховного Совета. Сегодня трудно сказать, сколько карточек пропало. Из опыта знаю, кто обязательно должен был быть в картотеке, но выясняется, что этого человека и следа нет. Трудно сказать, каким образом, но у меня есть обоснованные подозрения, что многие смогли исчезнуть из этих мешков.

Из Москвы мне ответили, что эта ситуация будет принята во внимание в ходе переговоров о передаче Латвии архивов, в которых она была очень заинтересована… но этот вопрос не решен и до сегодняшнего дня.

В принципе имелась возможность уничтожения картотеки, несмотря на запрещение Бакатина (глава КГБ СССР. — Прим. Открытого города). И кое-где сотрудники этим занимались. В то время немало из содержимого мешков пропало. У многих сотрудников комитета были тесные связи с Народным фронтом и соответствующими службами Верховного Совета. Я же всегда настаивал, что судьба этой картотеки должна решиться в ходе переговоров между Российской Федерацией и Латвией.

Хочется еще раз подчеркнуть, что содержимое картотеки не давало никаких юридических оснований для обвинений и дальнейших процессуальных действий. На карточках не было подписи агента, то есть не было зафиксировано его согласие на сотрудничество. Карточка составлялась без ведома этого человека, без его личного дела и представляла собой обыкновенный оперативный документ. Доказать что-либо с его помощью было невозможно. Латвия не имела в своем распоряжении личных и рабочих дел агентов. И не случайно люди, в отношении которых имелись определенные подозрения, как правило, в ста случаях из ста выигрывали судебные процессы, потому что доказать что-либо было невозможно. Не говоря уж о том, что в картотеке находился и «балласт» — неактивные агенты, которые ничего не делали для Комитета и которых включали для счета.

В помещениях оперативно-технической части на улице Пушкина шла работа по уничтожению телефонных записей, накопленной оперативной информации. Там же на Пушкина хранились и немалые запасы спирта для технических надобностей. Этот спиртик наши сотрудники исправно потребляли и угощали земессаргов, которые охраняли помещения. Те сначала стеснялись, но спирт есть спирт и стеснение исчезло. Наконец, когда установилась совсем уж дружеская и благодушная атмосфера, наши решили взяться за дело и принялись таскать во двор для сожжения груды бумаги. Земессаргам стало скучно смотреть на все это и они предложили: «Можем вам помочь… если еще по сто грамм нальете». Когда к полуночи все исторические свидетельства догорали, земессарги не без юмора осведомились: «Слышь, ребята, вам больше ничего жечь не надо?» Спирт хранился в двадцатилитровом бидоне и в ту ночь его дружескими усилиями полностью приговорили. Лишь потом выяснилось, что с сожжением перестарались и пустили на ветер даже схемы коммуникаций, по которым можно было найти под землей кабели связи.

Такой же, если не больше, хаос царил и в помещениях седьмой части (связь) на улице Менесс. Документы и техника исчезли оттуда в совершенно неизвестном для меня направлении.

В помещениях комитета нам позволили работать еще восемь месяцев, что было очень важно. Работники успели изъять из сейфов и личные вещи и рабочие блокноты с записями, которые, будь они опубликованы, могли стать поводом для серьезных политических спекуляций.

Многие из комитетчиков хотели и могли дать команду на уничтожение картотеки: в здании хватало погребов и котельных. Но месть не заставила бы себя долго ждать. На следующий день никого не подпустили бы к сейфам... Сотрудники по своей инициативе занимались «чисткой», но среди них были и информаторы Народного фронта, который только и ждал какой-то ошибки или оплошности уже бывшего Комитета, чтобы можно было бы принять более строгие меры».

У зампреда КГБ ЛССР Яниса Трубиньша своя версия, откуда взялось расхожее словосочетание «Мешки КГБ»: «Как-то раз вечером, в непонятной спешке один депутат выносил из здания на улице Стабу картотеку дел оперативной проверки. В этом процессе участвовали Линард Муциньш, Вилис Селецкис и Арнольд Берзс. Вдруг карточки рассыпались по лестнице. Я попросил составить акт, но многие карточки так и пропали. Ведь передача дел происходила весьма хаотично». Кстати говоря, карточки с лестницы собирали в мешки, вот отсюда и пошло гулять «мешки КГБ».

Наживка в мешках

И все-таки, почему же профессионалы КГБ оставили новой власти часть документации?

«Несмотря на то, что личные и рабочие дела были отправлены в Москву, — считает Индулис Залите, — картотека осталась в Латвии, потому что, во-первых, работа КГБ до путча не прекращалась. Во-вторых, она сразу не была уничтожена, поскольку была идея, что КГБ может быть реорганизовано в структуру безопасности ЛР».

Однако существует и другая версия. Вот мнение экс-министра внутренних дел Алоиза Вазниса: «Да, личные дела агентов были вывезены в Россию, в Латвии остались учетные карточки, которые ни о чем не говорят. Почему они остались в стране? Я допускаю и такой вариант: чекисты решили их оставить как наживку. Посмотрите, ведь на протяжении всех лет мешки КГБ оставались важным инструментом в политическом влиянии».

Александр Видякин/"Открытый город"
 

22-01-2019
Поделиться:
Комментарии
Прежде чем оставить комментарий прочтите правила поведения на нашем сайте. Спасибо.
Комментировать
Megris 04.01.2020
www.vulkanshema.ru - Схемы обмана казино
Журнал
<<Открытый Город>>
Архив журнала "Открытый город" «Открытый Город»
  • Журнал "Открытый город" теперь выходит только в электронном формате на портале www.freecity.lv 
  • Заходите на нашу страницу в Facebook (fb.com/freecity.latvia)
  • Также подписывайтесь на наш Telegram-канал "Открытый город Рига онлайн-журнал" (t.me/freecity_lv)
  • Ищите нас в Instagram (instagram.com/freecity.lv)
  • Ежедневно и бесплатно мы продолжаем Вас информировать о самом главном в Латвии и мире!