Легенда по имени Анна

В самом сердце Старой Риги, напротив памятника Свободы (бульвар Зигфрида Анны Мейеровица, 15) в разгар золотой осени установили прекрасно оформленную мемориальную доску в честь незабываемой Анны Приеде. Это действительно легенда латвийского балета, истоки которой находятся прямиком в Мариинском балете еще в дореволюционном Санкт-Петербурге.

Без всяких сомнений, если бы не «железный занавес», который закрыл путь балерине на Запад, она стала бы мировой знаменитостью. Достаточно сказать, что первым балетом, который увидел в 1950-х великий Михаил Барышников, была постановка с участием Анны...

На бульваре у Оперы

Сперва несколько слов о доске. На ней написано на латышском языке: «В этом доме с 1945 по 1976 год жила солистка Латвийской Национальной оперы с 1937 по 1962 год, командор ордена Трех звезд, Prima Ballerina Assoluta Анна Приеде (11.05.1920–2.09.2007). Танец, как зеркало души». Чуть ниже — переводы на русский и английский языки.

Кстати, доску создал известный латвийский скульптор Юрис Струпулис. Организацию по ее установлению провели глава Латвийской гильдии балета и танца Регина Каупужа в сотрудничестве с Латвийской ассоциацией профессионального балета и балериной Гунтой Балиней, а также дочерьми великой балерины — Аллой Приеде (танцевала в труппе нашего балета более двадцати лет) и Эйженией Анной Фреймане (училась в Рижском хореографическом, ныне президент фотоклуба «Рига»). На открытии памятной доски был и нынешний художественный руководитель Латвийского национального балета Айвар Лейманис.

«Более двадцати лет Анна Приеде была кумиром латвийского балета, — рассказала госпожа Каупужа. — В обществе ее звали «Божественная Анна». Публика ходила не просто на балет, а именно на Анну Приеде».

Имя великой балерины — история и мирового балета. Она родилась в Петрограде, куда после Первой мировой войны на какое-то время уехали ее родители, оттуда первые воспоминания о балете — после посещения Мариинского театра. В 1929–1931 годах училась в Риге у будущего главного балетмейстера латвийского балета Хелены Тангиевой-Бирзниеце (в память о ней, кстати, недавно также установлена мемориальная доска на улице Виландес).
Она начала танцевать на латвийской сцене еще во времена Первой Республики, когда во главе нашего балета стояла великая Александра Федорова, бывшая прима Императорской Мариинки. Федорова возглавляла латвийский балет в 1931–1932 годах, передавала секреты великой хореографической школы, а в середине 1930-х бывшая любимица императорской семьи уехала в Америку, навсегда. Как и многие ее именитые коллеги.

Потом, в 1937-м, Анна училась в Париже у бывшей примы Мариинского театра Ольги Преображенской, которая тоже является золотым именем русского балета. После чего Приеде четверть века в Риге танцевала все ведущие партии — в «Лебедином озере», «Спящей красавице», «Ромео и Джульетте»...

И, кстати, как рассказывал во время самого первого после долгого перерыва визита на родину (в октябре 1997-го, еще при жизни Анны) великий артист балета Михаил Барышников, первыми балетными спектаклями, которые он видел, были действительно постановки с участием Анны Приеде в нашей Опере (это было в 1950–60-х). «Я ходил с мамой в Национальный театр, смотрели драматические спектакли на латышском, и я ей переводил, если она что-то не понимала. А в Опере перевод не требовался, мы ходили на все балетные спектакли, где танцевала Анна Приеде...»
 

«Я хочу танцевать до ста лет»

Вообще-то «Я хочу танцевать до ста лет» — так называется книга мемуаров великого Мариса Лиепы. Хотя название для книги придумал его рижский друг, известный критик балета Эрик Тивумс, чуть не рвавший потом на себе волосы: «Я сглазил, наверное. Ведь Марис в результате прожил всего 53 года...»

А вот это название вполне подошло бы для так и ненаписанных мемуаров Анны. Ведь она действительно хотела танцевать до ста лет и танцевала почти до самого конца. Хотя многие это считали «странностью». Анна была вполне нормальным человеком, но... при этом даже в возрасте восьмидесяти лет мечтала вернуться на сцену Оперы!

Помнится, когда в 1990-м отмечали семидесятилетие балерины, в Опере в ее честь давали «Ромео и Джульетту» Сергея Прокофьева — балет, в котором юбилярша когда-то танцевала одну из коронных своих ролей. И вот тогда Приеде, обычно сдержанная и молчаливая, неожиданно попросила главного балетмейстера Янину Панкрате: «Дайте мне станцевать хотя бы одну сцену, пробежку с платком!» Не дали. Не поверили, что балерина, которая на несколько лет старше Майи Плисецкой, сможет танцевать.

Потом, уже в годы после восстановления независимости Республики, она даже письма президенту Латвии Гунтису Улманису писала — с просьбой вернуть ее в главный театр. Понятно, что это было выполнить сложно — не каждому дано такое мировое признание, как танцевавшей до восьмидесяти Майе Плисецкой. А тут — балерина, которая жила в последние годы жизни недалеко от Кенгарагса (переехала в большую четырехкомнатную квартиру у моста Славу, квартира на бульваре, в центре, была маленькой).

В 1995-м случилась небольшая сенсация: местное телевидение показало, как народная артистка Латвийской ССР и лауреат Сталинской премии Анна Приеде в санатории «Яункемери» станцевала «Умирающего лебедя» Сен-Cанса и еще пять вариаций. Ей даже выплатили скромный гонорар. Но не это главное. «Самое приятное, что меня еще помнят», — сказала тогда Приеде.

Я был знаком с Анной, жил неподалеку. Иногда видел ее в пятнадцатом троллейбусе — ухоженная, трогательная, с косичками в виде «крендельков», как у девочки. При этом она
действительно казалась каким-то существом не из нашего времени. И особенно удивительно было наблюдать, как вдруг она тихо возмущалась и грозила пальчиком в сторону расшалившихся школьников: «Это некультурно, неправильно! Не надо кричать!»

Над ней юные пассажиры посмеивались, а она относилась к этому с аристократической сдержанностью. Анна обладала грацией до самого конца, а воспитание у нее было истинно петербуржское, еще с тех, «прежних времен». В общем, я напросился к Анне в гости. Это было неожиданностью для меня, но она с радостью меня приняла.

Гостиная балерины представляла собой небольшой репетиционный зал. Во всю стенку было сооружено большое зеркало, как в любом большом репетиционном зале для артистов балета. Тут каждое утро Приеде опиралась на пианино и делала экзерсисы. Иногда одновременно смотрела телевизор. У артистов балета занятие «классикой» с утра — это святое. Даже когда и ныне действующие звезды балета находятся в отпуске, они обязательно занимаются час «у хореографического станка», чтобы поддерживать форму.

Всегда делала «классику» и Анна Приеде. И только после этого общалась с дочерью Аллой. Алла Приеде — дитя любви. Дитя большой любви со звездой латвийского балета 1950–70-х годов Харалдом Ритенбергсом, который еще здравствует, является почетным директором Рижского хореографического училища.

«Не пускают меня в театр...», — вздыхала Анна, а мимо шастал кот Серый. Я ее утешал — в конце концов, Приеде по тем временам в виде исключения была дарована привилегия смотреть спектакли, когда она захочет, сидя в президентской ложе. Она ни разу этой привилегией, кажется, так и не воспользовалась. И если вдруг приходила в театр, то смотрела спектакли из маленькой незаметной ложи, что между партером и сценой — над оркестром. Она хотела быть ближе к сцене.

Позднее, как бы в доказательство, что ее просьба о желании танцевать в театре не была шуткой, балерина выступала еще несколько раз — на встречах со зрителями в музее театра. В частности, со своим старым другом, солистом балета Арвидом Озолиньшем (ему тогда было уже 86 лет), танцевала вальс Штрауса.

Озолиньш — отдельная страница в истории не только латвийского, но и мирового балета. В 1830-х годах он танцевал в труппе великого Михаила Фокина, был знаком с Сержем Лифарем. После того, как в 1944-м с немецкими войсками убежали и многие артисты театра, Арвид и Анна остались на родине. Говорят, Анна в кулуарах сказала как-то: «Вот дура, что не уехала с ними!» Но это — легенда.

Она осталась и в результате все равно стала легендой — правда, не мировой, не европейской, а рижской. Зато навсегда. И Арвид Озолиньш до самого конца жизни стал ее единственным настоящим другом. Им было что вспомнить. Например, как в 1945-м во время «Лебединого озера», в котором танцевала Анна, в ложе театра военные поспорили и стреляли в воздух прямо во время танца «маленьких лебедей». И как потом Герой Советского Союза с бутылкой водки в руках ломился к хрупкой балерине в гримерную, желая отметить «культпоход», а Арвид стоял на страже: «Давайте выпейте лучше со мной...»

Именно Озолиньш ввел в рижский обиход «Божественная Анна». И вспоминал о первом выходе балерины в тридцатых годах: «Когда Анна вышла на сцену, показалось, что вокруг стало светлее!»

Три звезды

Был приятный апрельский день 1997 года, сияло солнце, журчали ручьи. Анна Приеде, выходя из дома, неспеша открыла свой почтовый ящик. А там оказалось нарядное письмо из президентской канцелярии, извещавшее: «Вы награждены орденом Трех звезд третьей степени. О дате церемонии вручения ордена будет сообщено дополнительно».

Анна вернулась и показала письмо дочери Алле. Потом позвонила мне, я приехал, благо жил в пяти минутах езды на троллейбусе. Она раскрыла душу и сказала, что хочет доверить мне записывать свои воспоминания. Тут же, правда, начались сложности – я достал диктофон, но Анна как-то смутилась и сказала, что «вот этого не надо». И принесла листки бумаги и ручку. «Я родилась в Петрограде, в семье ювелира, который бежал из Латвии во время Первой мировой войны...», — сказала она.

С мемуарами не получилось по вполне объективным причинам — я был молодой, а времени для создания книги о легенде требовалось много. Тем более, что балерина работала «по старинке», неспеша. Теперь так даже в балете не работают, не то, что в журналистике...
Но тогда, по крайней мере, Анна рассказала, что получать награды ей не впервой. Правда, истинно латвийские знаки отличия ей до того времени принимать еще не приходилось, ибо прежде награды у нее были только советские. Например, в 1951-м ей вручили Сталинскую премию за исполнение на сцене Театра оперы и балета ЛССР роли Лелды в балете Адольфа Скулте «Сакта свободы». А в 1954-м дали звание народной артистки Латвийской ССР. А через год ее торжественно наградили орденом Ленина — между прочим, высшая награда Советского Союза и редчайший случай, чтобы ею наградили балерину, да еще и не московскую. Еще у нее было несколько медалей, тоже советских.

В 1995-м Приеде поехала в музей театра, там орден Ленина и оставила. На вечное хранение. Хотя... все-таки золото и платина, уже тогда за эту награду на черном рынке давали как минимум тысячу долларов. Но Анна решила, что это все-таки раритет и знак времени.
Кстати, точно также поступила и наша великая баскетболистка Ульяна Семенова, лет десять назад отдавшая свой орден Ленина в музей спорта, что в Вецриге.

После извещения о награждении орденом Трех звезд Анна задумалась. Встала, пошла в сторону буфета и украдкой достала графинчик, в котором был налит какой-то ликер красного цвета. Угостила. Стоя в коридоре квартиры, изящно сложила хрупкие ручки на груди. И сказала: «Вы знаете, а мне действительно так приятно, что я награждена. Ведь, во-первых, степень у награды очень высокая — третья. А во-вторых, вместе со мной орденом награждена даже датская королева! Подумать только! Королева!»

«Принесите мне костюм лебедя»

Анна Приеде стояла у зеркала во всю стенку, в нем отражались машины и автобусы, с шумом несущиеся по «стаханчику», а кроме того — отражалась и верба. Это были пасхальные дни.
Благодаря тому зеркалу гостиная Анны казалась в несколько раз больше. В нем отражался кот Серый, умный, как все коты. Когда Анна для редкого гостя делала бутерброды с рыбой, кот затихал и, виляя хвостом, прислушивался к словам хозяйки: «Скушайте, пожалуйста, еще один кусочек...» — «Спасибо, я не могу больше». — «Ах ты, Боже мой, вы же не балерина. Кушайте... Прошу вас...»

Ей были приятны воспоминания. Равно как приятно и то, что ее знают даже те, кто никогда ее на сцене не видел. В своей секции она бережно хранила приглашения на концерт в честь открытия Оперы в сентябре 1995-го, на выступление приезжавшей потом балетной труппы Нины Ананиашвили. Я спросил Анну, почему ее не видно на встречах ветеранов латвийского балета?

«Не знаю... Я... не знаю... Что я там должна делать? Я лучше напротив зеркала несколько экзерсисов сделаю... Для меня это самое большое удовольствие. Я хочу танцевать, а больше мне ничего не нужно. Вот сейчас, кстати, мне небольшую работу в Опере дают».
«Какую? В каком-нибудь наблюдательном совете?» В ответ Анна несколько испуганно восклицала: «Нет-нет, не в наблюдательном... Я не скажу... Не хочу».

На вопрос, может, она боится сглазить, балерина тихо отвечала: «Да...»

В Оперу она, конечно, не вернулась. В последний раз она танцевала за день до своего восьмидесятилетия — на вечере в музее театра. Танцевала «Умирающего лебедя» в черном трико, в которых репетировали балерины в 1930–40-х годах.

В возрасте 87 лет Анна Приеде ушла в иной мир, похоронена на Первом Лесном кладбище. А нам осталось только удивляться, насколько это была уникальная судьба.

Балет действительно стал ее Судьбой на всю жизнь. Для нее эталоном были те балерины, которых она увидела еще в детстве в императорском Мариинском театре, который еще не успели переименовать в честь убиенного коммунистического вождя Сергея Кирова... А это совершенно другой мир и даже какое-то иное измерение. Эталонами для Анны Приеде были ее учительница Александра Федорова, танцевавшая на той легендарной сцене, и, конечно же, Анна Павлова.

Но вот Павлову она видела только на фотографиях, которые, впрочем, в те годы тоже были пособием для всех, кто занимался балетом. В вихре Первой мировой войны Анну Павлову занесло сперва в Латинскую Америку, затем в Лондон, в советскую Россию она так и не вернулась.

Но когда Анне Приеде было чуть более десяти лет, в Риге появились афиши о предстоящих гастролях Павловой. Мама сказала Анне: «У нас вход в Оперу свободный, но на концерт Павловой я куплю два самых дорогих билета». Билеты были куплены, а концерт не состоялся. В тот день в Лондоне Анна Павлова умерла. Сказав при этом, как известно, последние слова: «Принесите мне костюм лебедя...» Для Анны Приеде эти слова стал путеводными...

Так говорила Анна Приеде

«Я и не знаю, как у меня это получается... Я так чувствую... и танцую. Образ рождается в движении. Можно танцевать технически блестяще, а публика будет скучать. Мое тело
еще помнит этот образ...»

«В 1937 году я окончила школу партией Белого лебедя из второго действия. Этот балет я танцевала всю жизнь, и моим последним спектаклем в 1962 году было тоже «Лебединое
озеро».

«Всю жизнь я шла за образом, созданным Александрой Федоровой и Анной Павловой, с которыми была знакома по старым фотографиям».

«Это только из зала кажется, что Белое Адажио такое легкое, но самая большая трудность кроется в балетной кантилене — в певучих линиях и в глубинах переживаний. Этому меня научил особенный аристократизм Александры Федоровой, ее запредельная красота».

«Одетта — это тайна, которой невозможно научиться, потому что она скрыта в музыке...»

Андрей Шаврей, "Открытый город" 
 

Комментировать