Ежедневный журнал о Латвии Freecity.lv
Пройди много дорог, вернись к своему дому, и взгляни на все как будто в первый раз.
Томас Стернз Элиот, американо-английский поэт, драматург
Latviannews
English version

Экономика по Винни-Пуху: завтрак уже закончился, а обед еще не думал начинаться

Поделиться:
Александр Аузан.
Кабинет члена Экономического совета при президенте России Александра Аузана находится в Москве, на Воробьевых горах. Из окна открывается чудесный вид на самую высокую сталинскую высотку — главное здание МГУ им. М.В.Ломоносова. Мог ли дед декана экономического факультета МГУ, начинавший свою карьеру простым крестьянином под Даугавпилсом, Александр Аузан знать, что к мнению его внука будут прислушиваться не только студенты и преподаватели крупнейшего российского вуза, но и депутаты, министры?

Внук латышского стрелка

О том, что Александр Александрович Аузан имеет латышские корни, красноречиво говорит его фамилия. Но нигде в открытых источниках информацию о его предках не встретишь.
— Я по маме латыш. Мой дед был родом из Латгалии, родился под Даугавпилсом. Был крестьянином, поступил в ремесленное училище в Риге, но во время Первой мировой войны, при подходе немцев к столице, был эвакуирован в Петроград, где его, 18-летнего паренька, закрутила политическая жизнь. Он стал большевиком, потом красным латышским стрелком. Позже окончил летную школу, работал авиаинженером, стал главным инженером Военно-Воздушных Сил РККА, — открыл страницу семейной истории Александр Аузан.

Это был взлет Аузана-старшего, а потом пришла черная полоса. Как и многие другие латышские стрелки, в конце тридцатых он стал «врагом народа». Пошел по одному судебному делу с другим латышом — Яковом Алкснисом. Одним из пунктов обвинения была статья за укрывательство немецкого шпиона Андрея Николаевича Туполева, поскольку в то время он работал под началом Аузана. В 1937 году Аузан был арестован, в 1939-м сослан в Норильский лагерь.

— Через 20 лет после ареста деда к нам в гости пришел Туполев и рассказал, что он искал своего бывшего руководителя, но ему сказали, что Аузан был расстрелян, — продолжает Аузан. — Но это не так. Дед не был расстрелян. Он остался в Норильском лагере, был актирован, заболел, его перевезли вверх по Енисею, где в поселке Яя в 1943 году он умер. У нас есть справка, что он там похоронен.

Но не только «укрывательство немецкого шпиона» было инкриминировано Аузану-старшему. Незадолго до ареста, в 1936 году, он возвращался из командировки в США и решил навестить отца, которого не видел 18 лет. И заехал в Латвию. Семейное предание гласит, что принимали его хорошо.

Совсем другой прием был в Гражданскую войну, когда он вместе с частями Красной армии оказался недалеко от родного хутора и тоже хотел увидеть отца, заглянул в отчий дом, но там никого не застал. И в итоге чуть было не подвел под монастырь всех своих родственников. Когда об этом узнал немецкий генерал Рюдигер фон дер Гольц (организатор вооруженных сил Латвии и обороны страны от большевиков. — Прим. ред.) — что красный командир посетил один из домов в глубинке Латгалии, — чуть не расстрелял прадеда Александра Аузана. Но тогда обошлось.

Сам Александр Аузан родился в Норильске — родители-москвичи в начале 1950-х по распределению поехали туда работать. В двухмесячном возрасте будущего экономиста привезли в столицу. И только спустя много лет они узнали о том, что жили и работали совсем рядом с тем местом, где последние годы своей жизни провел Аузан-старший.

— Я очень люблю Ригу — она замечательная, и Юрмалу. Бывал там неоднократно, но в последнее время все чаще езжу в Вильнюс и Таллин. Недавно встречался с послом Латвии в России Астрой Курме. Очень тепло с ней поговорили как раз на тему моих корней. Я считаю, она замечательный посол. Прекрасно справляется с задачей представителя Евросоюза в России, что непросто, — говорит Аузан.

— А вы знаете, что ваш коллега по Экономическому совету при президенте России Алексей Кудрин тоже наполовину латыш? — спросил "Открытый город".

— Правда?! Леша? Я не знал. Он по какой линии? Слушайте, я сейчас ему позвоню... — искренне поразился Александр Аузан. Но поскольку впереди было долгое интервью, отложил этот разговор на вечер.

Прежняя модель экономики закончилась, новая не начиналась

Александр Александрович, хотелось бы услышать вашу оценку нынешнего состояния российской экономики.
Я не знаю, как в Латвии относятся к Винни-Пуху, но в прекрасном переводе Заходера есть фраза, что это было время, когда завтрак уже закончился, а обед еще не думал начинаться. Вот сейчас мы находимся в положении, когда прежняя модель экономики уже закончилась, а новая еще не думала начинаться. Произошло засыпание, замедление, падение темпов, и отсюда главная проблема — наш рост в 7-8% в нулевые годы теперь сменяется осторожными прогнозами, что мы, может быть, все-таки выше нуля поднимемся — на 1-2%, но больше не обещают. В этой модели больше роста, по-видимому, быть и не может. Поэтому я бы сказал, что у нас еще и такой циклический кризис, осложненный санкциями и падением цен на нефть. А важно, что мы находимся между двумя моделями. И совершенно не факт, что удастся перейти к новой модели. Если не удастся, это не катастрофа, это просто такая депрессивная жизнь около нуля.

Она сильно будет отражаться на жителях России?
Сильно. У нас, к сожалению, очень значительные разрывы по благосостоянию. И в этих условиях темпы роста ниже 4% для населения это уже ухудшение. По существу, чтобы людям что-то доставалось при такой системе, нужно чтобы темпы были хотя бы 4%, а нынешняя экономика этого дать не может. Поэтому нужно поменять либо институты и распределение в экономике — а Германия живет с темпами 2-3% и это не отрицательно для населения, — либо поднять темпы роста, для чего можно прибегать к стимулированию, инвестициям. Только вопрос, что получится потом. Сейчас ведь очень непростой выбор перед макроэкономистами стоит, поскольку сама модель не дает значимых темпов роста, она исчерпана, а либеральная позиция — «вы отойдите, не мешайте, все восстановится» — не очень срабатывает. Да, экономика восстановится до уровня 1-2 % годового роста. Но приходят «дирижисты» и говорят: «Так, отойдите, мы будем стимулировать сердце». Им отвечают: «Хорошо, а потом, что будете делать?» Потому что потом будет осложнение, сожжем резервы, совершим скачок, и следом придет снижение, может быть, инфляционный удар. Выбор очень непростой. Я бы не сказал, что есть очевидная правота той или иной стороны. По существу, думаю, придется искать комбинированный вариант.

Каким он должен быть, этот вариант?
В принципе, любой грамотный экономист может устроить в стране, причем в любой, и в вашей тоже, — рост. Хотите 8% годовых? Можно. Но только через два года вам придется из страны уезжать. Не спрашивайте, что со страной будет потом. Потому что можно простимулировать вас так, что цифра будет достигнута, а потом будет резкое ухудшение. Поэтому, мне кажется, задача состоит в том, чтобы не допустить такой вот динамики — когда мы потом останемся и без резервов и с падающей экономикой. Поэтому, с моей точки зрения, нужно искать довольно сложные варианты, где сочетались бы государственные инвестиции с частными, где создавались бы закрытые акционерные общества для инвестиций в инфраструктуру, потому что инфраструктура в России — это всегда очень правильные инвестиции. Ведь дураки и дороги остаются проблемой страны. Поэтому нужно инвестировать в дороги разного рода, включая оптоволокно, хабы и так далее, и против одурачивания — нужно инвестировать в человеческий капитал. В образование и здравоохранение. Поэтому эти цели остаются, а методы и источники инвестиций — трудный вопрос, потому что, если говорить, у кого больше всего денег, то больше всего денег у российского населения. Это результаты предыдущего периода.

У населения? Откуда?
У населения имеется 31 триллион рублей. При том, что у правительства чуть меньше 14 триллионов, у бизнеса чуть больше 15 триллионов. То есть суммарно у населения инвестиционных денег — на депозитах и в других формах — больше, чем у правительства и бизнеса вместе взятых.

Это, кстати, не случайно, потому что главным результатом последних 25 лет является не рыночно-демократическая экономика, как казалось в начале 1990-х, а невиданный в истории переход от экономики дефицита к обществу потребления. Оно к кризису 2008-2009 годов в России сформировалось во всех своих видах и активах. Вы можете найти в России все институты общества потребления и все виды потребительских товаров и услуг, которые существуют в мире. Это такой ответ на длительные страдания в экономике дефицита в рамках Советского Союза.

Понятно, что строилось это на институтах, которые собирали ренту, в основном. И не только. Кстати, это важно. Если мы возьмем самый успешный период развития российской экономики — с 2000 по 2003 год, это первый срок Путина, — то тогда как раз реформы Грефа дали внутренние результаты: снижение трансакционных издержек, снятие определенных административных барьеров, изменение законодательства. И у роста в России были не только внешние предпосылки. Но, к сожалению, выбор 2004 года произошел, скорее, в пользу рентного роста, и при такой конъюнктуре можно вообще ничего не делать в стране. Вот примерно так и пошло. И в этом смысле мы, конечно, проиграли годы и годы. Хотя возможности движения в другом направлении были и остаются.

Санкции — это проявление экономической войны

А насколько сильно на экономику России повлияли санкции?
Сильно повлияли. Потому что, во-первых, на войне как на войне. Ведь санкции — это проявление экономической войны. При этом давайте учтем, что экономические потенциалы сильно разные. Если мы начинаем говорить о военно-техническом потенциале, то Россия вполне конкурентоспособна, а если мы говорим об экономических потенциалах, то я напомню, что СССР в начале 1960-х производил примерно 10% мирового валового продукта. И тогда предполагалось, что СССР где-то к 80-м годам будет на первом месте в мире. А сейчас у России 1,7% мирового валового продукта. В сопоставимых ценах где-то в районе трех, ну, может быть, 3,5%. Это, конечно, немного. И учитывая то, что экономические союзы, с которыми Россия столкнулась в торговой войне, занимают почти 50% мирового валового продукта, то конечно чувствительность высокая.

Но часто раздаются заявления, что все это не страшно, что «мы выстоим» и так далее.
Выстоим, конечно, переживем. Но говорить, что это не чувствительно, было бы странно. Это повлияло на структуру в экономике. Это повлияло на уровень благосостояния. За последние два года реальный уровень зарплаты снизился примерно на 10%. Это результат суммы факторов — и того замедления, и санкций, и падения цен на нефть. Фатальны ли санкции для страны? Нет. Хорошо ли это? Нехорошо.

Можно торговать не нефтью, а… мозгами

А как уйти от нефтяной зависимости?
Во-первых, это вопрос, который всегда был дискуссионным в России. Много десятилетий уже. Вот мы с Егором Гайдаром вместе учились здесь, на экономическом факультете, были в хороших отношениях, он был редактором моих первых статей по перестроечному времени. Егор всегда полагал, что реформы и перемены в России вызываются внешними шоками. В СССР это было так. И он предполагал, что очередные перемены начнутся именно при падении цен, что исторически было неизбежно, потому что цены на ресурсы падают, и когда-то — сильно. Конечно, это подвигает к переменам, но не всегда к положительным. С моей точки зрения, главный вопрос состоит не в том, как уйти от нефтяной зависимости, а как уйти от стремления жить на ренту. Отмечу, что кроме нефти бывают другие способы жить на ренту. Например, у нас огромная территория.

И что с ней делать — сдавать в аренду?
Да, сдавать под те или иные нужды — это тоже рентные доходы. У нас много питьевой воды в Байкале. Это главное хранилище воды в мире. Можно водой торговать. Это тоже рентное хозяйство. Поскольку мы поставляем мозги Европе, Америке и Израилю, то можно попытаться продавать эти мозги. Брать за образование. Торгуют же футболистами. Можно торговать инженерами, интеллектуалами, программистами. Это не путь, который я приветствую, поймите правильно. Главный вопрос — как перейти от стремления выдавливать ренту к производительной деятельности как основной. Это не вопрос ухода от нефти и газа, это вопрос перемены устройства в стране, когда мы живем не за счет манны небесной, которой в России всегда с избытком в том или ином варианте, а ровно за счет тех самых мозгов и талантов, которые Россия уже 10 лет поставляет миру. С тех пор, как в России появилась современная наука и образование.

Причем я хочу сказать о последствиях. Дело в том, что есть расчет, сделанный одним из лучших российских макроэкономистов и моих учителей на экономическом факультете — академиком Револьдом Михайловичем Энтовым. Он подсчитал, что Владимир Зворыкин (инженер, эмигрировавший в США. — Прим. ред.), который придумал телевидение, создал в мире продукт, равный 20 годовым продуктам нынешней Российской Федерации. Вот что делают мозги, которые здесь произросли, а применяются на Западе. Они производят продукт, явно сопоставимый с тем, что может давать нефть, газ и прочее. Коренная российская проблема — это как перенести опору с одной ноги на другую. От богатства, которое должно приносить пенсию, перейти к деятельности, которая должна приносить продукт. При том, что люди для этой деятельности есть. Они непременно ею занимаются по всему миру.

Украина может стать точкой примирения

Сможет ли Россия прожить без российских и североамериканских рынков?
Сможет, но только зачем? Я хочу напомнить, что СССР — а все-таки Россия составляла основную территорию бывшего Советского Союза — жил без внешних рынков много десятилетий. Иногда поставляли зерно, иногда покупали его. Но в целом расчета на внешнюю торговлю не было. Я вообще считаю, что проблема России состоит в том, что это слишком маленькая страна, чтобы представлять собой отдельный мир, но слишком большая, чтобы помнить о том, что важна внешняя торговля. Потому что вопроса по поводу внешних рынков в Латвии или в Венгрии не возникнет, а в России может.

В принципе, можем прожить, другое дело, что люди будут жить в три раза хуже. Поэтому в плане закрытия внешних рынков катастрофически смертельных вариантов нет. Но это плохо, зачем? Поэтому считаю, что нам нужно выруливать из этих геополитических напряжений, санкционных войн. В частности, я полагаю, что Украина, которая нас поссорила с Евросоюзом, может стать точкой примирения. Мы анализировали ситуацию с украинской экономикой, реализовали специальный проект с помощью команд нашего факультета и двух академических институтов, чтобы понять какие сценарии есть у экономики Украины. Она сейчас повернута на военно-политическую сторону, а я бы говорил о стороне экономической. Потому что минский процесс без экономической составляющей результата не даст.

Смотрите, что с Украиной происходит. Это единственная страна, одна из двух постсоветских, которая не восстановила советский уровень ВВП. Вторая — Молдавия. Все остальные восстановили. Поэтому перед Украиной задачи очень серьезные — нужно восстановить довоенный уровень 2013 года, докризисный 2007-2008 годов и советский уровень 1990 года. После этого начинается самостоятельное развитие. Для этого Украина нуждается в инвестициях в размере 100 млрд. долларов. Этого не может дать ни Европа, ни Россия. И одновременно это страна, которая очень сильно влияет на нас всех. Потому что это и потоки мигрантов, и продовольствие, и машиностроительная база, которая России, конечно же, важна. И расположена она не в Донбассе, а в Днепропетровске, Харькове. Мне кажется, что надо искать вариант, как вот эту образующую черную экономическую дыру большую страну, которая всем будет приносить опасности, за счет международных инвестиций в экономику, конечно, в согласии с украинским правительством, начать поднимать. Но при этом России, на мой взгляд и на взгляд моих коллег, имеет смысл участвовать только, если будут сняты санкции по европейским финансовым рынкам.

А они могут быть сняты?
Если европейский налогоплательщик хочет выложить больше, чем выложил на Грецию, — нет. Другое дело, что Германия сейчас не в том состоянии, чтобы участвовать в этом так, как участвовала в Греции. Пожалуйста, выложите 100 млрд. долларов, и мы будем рады, что Украина перестанет представлять собой экономически падающую страну. Но если у вас вдруг нет этих денег, то надо обсуждать вопрос о комбинации усилий.

На мой взгляд, европейского избирателя не предупредили, что конкретная ситуация по Украине будет чревата не только военно-политическими рисками, но и экономическими, что за Украину надо будет платить. Что сейчас делает Евросоюз, МВФ? Они дают Украине деньги, чтобы она не умерла. А падать-то она продолжает. И понятно, что напряжение будет нарастать, радикальные силы — выдвигаться. Миграция будет происходить.

Мне кажется, если говорить не о конкретно крымской проблеме или майданной революции, одной из причин столкновения России, а точнее — Евразийского союза с Евросоюзом, — явилось то, что после кризиса 2008–2009 годов мы живем в период отлива глобализации. Она иногда нарастает, но она не может нарастать бесконечно. Я могу сказать почему. Если глобализация требует теснейшей координации правительств и требует, по существу, единого мирового правительства, то такое невозможно. Даже в Евросоюзе уровень исполнительной власти ограничен. Все равно мы понимаем, что там с обратной связью проблемы, и это — при культурной однородности Европы. Теперь соедините Европу с Африкой, Южной Азией, Латинской Америкой — и вы увидите, какая прелесть получится с исполнительной, законодательной властью. Так что мировая судебная власть теоретически возможна. Она и есть. А мировая исполнительная власть невозможна. Если невозможно координироваться, значит, начинается отлив, когда образуются региональные блоки с более жестким регулированием. У Евросоюза в этом плане две линии раскола. Одна на Востоке, там, где Украина оказалась – на границе двух региональных блоков, а другая на Западе — в Великобритании. И там возник вопрос: будет ли Шотландия в Англии, будет ли Великобритания в Европейском союзе. Почему? Потому что Евросоюз стал ужесточать финансовое регулирование. Франция и Германия сказали: «Ну, что делать, в этих условиях нужно усилить координацию». А англичане сказали: «Стоп!» Надо понять на фоне этих конфликтов, что мы живем не в фазе прилива, а в фазе отлива, когда вероятность конфликтов вообще высокая. Поэтому нужно постоянно думать, как разряжать конфликты.

Заметьте — в Тихом океане сейчас, на мой взгляд, прочерчивается новая линия конфликта между США и Китаем по торговым блокам. И хорошо, если там будет только торгово-экономическое напряжение. Скорее всего, там будет политический конфликт. Не дай Бог — и военный.

Великий Томас Гоббс в свое время доказал: поскольку человек склонен к агрессии, начать войну легко, а закончить сложно. Поэтому все время надо помнить, что это гоббсова проблема, ныне опять признанная в социальных науках. Эта опасность войны — она все время живет. И если мы не хотим обострений, этим нужно заниматься. В странах должно быть понимание, что вероятность войн в период отлива больше, чем в период прилива. Причем, не только на этом направлении — Европа–Россия, — а в каких-то еще точках.

Страны Балтии в Евросоюзе больше известны своими политическими заявлениями. Оценивали ли вы нашу экономику, ситуацию у наших соседей?
Могу сказать, что мы, скорее, интересовались Эстонией, потому что она показала очень хорошие результаты по ряду индексов. Я институциональный экономист, и это очень важно, как эстонцы продвигались по показателям делового климата и так далее. Но в принципе я не специалист по национальным экономикам. Мы Украиной занимались потому, что, на мой взгляд, нужна экономическая составляющая минского процесса. Что мы просто не вырулим из военно-политических проблем, если не вспомним, что есть экономическая сторона жизни, потребность в инвестициях. Поэтому о латвийской экономике отдельно я сказать не смогу, но то, что эстонцы показали отличные результаты, это факт. Понятно, что там и контексты другие, и Финляндия рядом, которая многому научила.

Западные советники не помогали, а вредили

Готова ли Россия использовать опыт западных экономистов?
Мы опыт западных экономистов уже несколько раз использовали. Я бы сказал, что возникли некоторые проблемы. С тем же Джеффри Саксом, который был советником правительства Гайдара. И не только им. Честно сказать, у меня есть серьезные претензии к Джеффри Саксу. Хорошо, члены правительства России в 1992 году могли не знать о работах институциональной школы, но Джеффри Сакс обязан был знать, что Нобелевскую премию 1991 года получил Рональд Коуз, из чего следовали абсолютно другие рекомендации для экономики. Абсолютно! Представление о том, что вы начинаете либерализацию, и рынки сами приходят к оптимуму, не соответствует результатам институциональных исследований. Потому что так бывает при двух условиях — если у вас трансакционные издержки равны нулю (чего никогда не бывает), и если вы отвлекаетесь от эффекта дохода. От того, насколько влиятельны и богаты группы в стране. Это вы в теории можете отвлечься. А при очень высоких трансакционных издержках советской, постсоветской экономики, рынки давали совсем не оптимальные результаты. Они давали просто плохие результаты. И это, заметьте, соответствовало западной теории. А нам западные экономисты, которым платило российское правительство, говорили, что это совершенно иное.

Потом я могу говорить о прямых заимствованиях, что было, между прочим, темой моих споров с Егором Гайдаром. Он звал меня в правительство, и я сказал, что, на мой взгляд, надо заниматься в стране развитием определенных вещей на разных направлениях. Мы тогда не называли их институтами. Но я в тот момент занимался созданием института защиты прав потребителей, потому что конкуренция без этого не работает. Она приводит мошенников к победе. И когда я сказал Егору: «Ты что, считаешь, что я в бирюльки играю?» Он ответил: «Да, я считаю, ты в бирюльки играешь». И мы довольно резко разошлись. Пятнадцать лет назад он сказал: «Саша, ты тогда во многом был прав». Но и я сказал, что он тоже во многом был прав, иначе мы не могли бы сделать эти институты, если бы Гайдар не работал в правительстве. Я это к тому говорю, что в то время не было понимания, что надо делать институты. И то, что западные эксперты уж обязаны были это сказать, что у вас рынки плохо будут работать, у вас не достроены институты, это факт. И, кстати, институты мы стали достраивать по их же рекомендации, но гораздо позже — во второй половине девяностых.

Дальше получилась следующая вещь: экспортировали мы в законодательство их закон о банкротстве, а он здесь превращается в инструмент рейдерских захватов. Боремся вначале за принятие закона о банкротстве, а потом за его отмену.

К тому времени уже были работы Харрисона, Хантингтона и так далее — о том, что неформальные институты существенны, культура имеет значение. Вопрос, на какую культуру вы сажаете законодательство. Эти вещи надо учитывать.

Да, мы всегда интересуемся, что делают западные экономисты, работаем с ними, общаемся, но я бы сказал, надо учитывать дополнительные факторы. Во-первых, наука не стоит на месте (поэтому смотрите, кого вы нанимаете). Во-вторых, простые решения часто оборачиваются откатом. Поэтому приходится искать решения довольно сложные и длинные.

Сближение двух ветвей европейской истории цивилизаций

Возможна ли интеграция России и Европы? Может, через ЕАЭС?
Это очень правильная постановка вопроса. Я считаю, что да, если мы поймем, когда произошел раскол Европы. А произошел он при разделении Западной и Восточной Римской империй. У Европы два корня. Мы принадлежим к восточно-римскому корню, который можно назвать византийским. Это очень давняя история, которая вначале состоялась в виде раскола двух империй, затем в виде раскола христианской церкви в 1054 году. Поэтому я считаю, что реинтеграция Европы — это не вопрос присоединения отдельных стран Восточной Европы к западноевропейской культуре, экономике, политике, это вопрос реинтеграции двух систем. Мне кажется, в начале года произошло необычайно значимое событие — встреча понтифика и патриарха в Гаване. Мы действительно почти тысячу лет этого ждали — чтобы главы церквей, не обращая внимания на ряд догматических протокольных вещей, пообщались просто как два епископа, как выразился Папа Римский.

Это многосторонний процесс. Я считаю, что Михаил Сергеевич Горбачев, когда говорил о Европе от Урала до Атлантики в едином европейском доме, имел в виду восстановление европейского дома с двух сторон. Поэтому евразийская интеграция — это не путь от Европы. Тут я могу опираться на мнение не только российских участников, а тех же казахов, с которыми мы много общаемся. Они полагают, что это путь в Европу. И они в этом заинтересованы.

Причем, обратите внимание, с какими странами больше всего мучается Евросоюз, если говорить о культурной составляющей? Греция, Болгария, Румыния. Это страны восточно-римского происхождения, другой культуры. По существу, они нуждаются в другом соотношении права и обычаев, и они будут плохо жить, если это не будет учтено. Поэтому я говорю, что здесь скорее нужно сближение двух ветвей европейской истории цивилизаций. И тогда все наладится.

Алексей Стефанов, собкор "Открытого города" в Москве
 

17-07-2016
Поделиться:
Комментарии
Прежде чем оставить комментарий прочтите правила поведения на нашем сайте. Спасибо.
Комментировать
щитовод 27.04.2020
31 трлн тупо делим на 145 млн - получаем 213793 руб на чел. Включая женщин и детей. Где вы такое видели?
Учтём, что 144 млн не имеют ничего, тогда 1 млн имеют 31 млн руб на чел, а так же имеют вышеуказанные 144 млн чел. Что мы и видим!
Теорема доказана. Садитесь - пять!
Megris 04.01.2020
www.vulkanshema.ru - Схемы обмана казино
Курт 08.10.2018
Ври на таких "экономистах" и держится весь путриотизм
Журнал
<<Открытый Город>>
Архив журнала "Открытый город" «Открытый Город»
  • Журнал "Открытый город" теперь выходит только в электронном формате на портале www.freecity.lv 
  • Заходите на нашу страницу в Facebook (fb.com/freecity.latvia)
  • Также подписывайтесь на наш Telegram-канал "Открытый город Рига онлайн-журнал" (t.me/freecity_lv)
  • Ищите нас в Instagram (instagram.com/freecity.lv)
  • Ежедневно и бесплатно мы продолжаем Вас информировать о самом главном в Латвии и мире!