Ежедневный журнал о Латвии Freecity.lv
Опасна власть, когда с ней совесть в ссоре.
Уильям Шекспир, английский драматург и поэт
Latviannews
English version

Рижский друг Барышникова: «Миша в городе, и я снова нужен»

Поделиться:
В октябре выдающийся артист балета Михаил Барышников сыграл в Новом Рижском театре девять спектаклей «Бродский/Барышников» в постановке Алвиса Херманиса. Как всегда, при полном аншлаге. А накануне состоялась генеральная репетиция, приглашения на которую великий танцовщик делал лично.

«Открытый город» очень хотел, чтобы на эту встречу попал однокашник Барышникова по Рижскому хореографическому училищу и бывший солист балета Владимир Лукьянов. С этой просьбой журнал обратился к единственному рижскому другу детства Михаила Андрису Витиньшу, тоже некогда солисту латвийского балета и однокласснику Барышникова по училищу. Человеку, которому Барышников может запросто позвонить: «По пивку?» И о чудо! Андрис перезвонил Михаилу, и два места для Лукьянова были тут же зарезервированы.

Подробности истории, а главное дружбы одноклассников по Рижскому хореографическому училищу «Открытый город» решил узнать у самого Андриса Витиньша. Протягивая руку, он пошутил: «Ну вот, Миша в городе, и я снова нужен...» Хотя и собственная жизнь Андриса невероятно интересна. Убедитесь сами!

Андрис, расскажите про эту генеральную репетицию и своих одноклассников.
Миша это не афишировал, но за день до начала серии спектаклей была назначена якобы генеральная репетиция, прогон, который на самом деле был полноценным спектаклем, благотворительным. Билеты на него не продавались. Когда три года назад была премьера, понятно, что нужна была генеральная репетиция — а сейчас зачем? Только что спектакль в Праге был, перед этим в Грузии... Так что Миша просто сделал спектакль для своих знакомых, для артистов.

А Владимир Лукьянов поступал вместе с Мишей в Рижское хореографическое училище. И с Игорем Морозовым. Мы с Мишей одногодки, он старше меня на два месяца. Он январский, я мартовский. Но потом получилось так, что когда Миша заканчивал первый класс, а я второй, то на экзамене было ясно, что Барышникову второй класс уже незачем, он может сразу перескакивать в третий. Игорь Морозов, Валерий Виканов, Александр Годунов — они были «переростки», и их всех тоже в наш класс «переселили».

«Золото инков» и рана… в попу

Я помню Лукьянова по одной из его последних ролей в нашей Опере в конце 1980-х, роли отца Анюты в балете «Анюта». А перед этим он что танцевал?
Он был шикарный в «Гаянэ» Эйфмана. А еще был балет на музыку Олега Барскова «Золото инков», в котором он танцевал молодого испанца, не ведущая, но все-таки сольная роль. Там он мне все руки поперебивал (смеется). Дело в том, что он очень эмоциональный парень. Так вот, по роли его герой сходил с ума. И там была сцена, в которой я танцевал пожилого конститадора, он молодого, и я его по роли все время дразнил, а он нарывался на драку. Мы фехтовали, я над ним издевался, выбивал рапиру из правой руки в левую и все время его побеждал.

По идее, это должна была быть наигранная комбинация, но у Володи глаза были как у быка! Танцевал от сердца и отбиваться от него приходилось уже по-серьезному. В итоге я ему в очередной раз выбил шпагу, поворачивался спиной, смеялся с друзьями и одновременно готовил левую подмышку, чтобы Володя, пробежав вдоль всей рампы, воткнул шпагу в меня (мы это называли «градусник»), после чего я должен был долго и красиво умирать.

Так вот, на одном спектакле, причем далеко не премьерном, Володя заигрался и не попал в подмышку. Он с разбегу попал мне в ягодицу! Мало того, шпага сломалась, обломок улетел в оркестр на барабаны, а у него в руках остался огрызок. Я оборачиваюсь и с ужасом понимаю, что от укола в попу я не могу умереть! Уж очень глупо получается! А он стоит как вкопанный, и я ему говорю: «Коли! Коли!» И он меня этим огрызком «зарезал». Как меня выносили друзья со сцены — невозможно рассказать, все тряслись от смеха.

Надо сказать, что в отличие от других одноклассников я Володю Лукьянова не видел почти лет двадцать. Был случай, когда я встретил его на рынке перед 1 сентября — он покупал цветы и гордо сказал: «Завтра дочка в школу пойдет!» Сам уже седой, а дочка маленькая. Меня это, конечно, поразило. А сейчас я с ним поговорил пять минут, он сказал, что уже не работает, на пенсии. И на спектакль Барышникова пришел с дочкой — это мне Миша сказал.

Так как же получилось с билетом для Лукьянова?
Я просто Мишке позвонил! Сперва думал, может, позвонить в администрацию Нового Рижского театра? Потому что администрация мне предлагала прийти, но я не мог — у меня в тот вечер у самого был спектакль в Опере, я там играю уже более десяти лет в группе миманса. Пригласительных на этот вечер не было, был просто список. Но звонить в администрацию вроде было уже поздновато. И тогда я решил: начну с Миши. Он моментально откликнулся: «Конечно!» С Мишей сейчас разговоры по мобильному короткие, потому что у него работа. К тому же в этот раз в Ригу приехала его жена, поэтому мы с Мишей даже еще не гуляли — успеем.

Но там была еще интересная история. Мне звонит администратор и говорит: «Барышников просил передать Володе, чтобы после спектакля он подошел к нему. Пусть найдет меня и я его отведу к Барышникову». А я знаю, что Володя очень стеснительный. Сам ни за что не пойдет! А администратор Лукьянова в лицо не знает. И в принципе, так бы они и не встретились. Но! На репетицию пошла моя сестра. И вот после спектакля она с администратором отлавливала Володю по залу, чтобы отвести его к Мише! (хохочет). Потому что он даже и не порывался идти за кулисы...

Будешь смеяться, но нам-то всем, одноклассникам, не нужны автографы или фотографии с Мишей. Мы и так знакомы. У меня, например, нет его автографа. И специально мы никогда не фотографировались. Но был случай в 1997-м, когда Миша впервые приехал после эмиграции со спектаклями памяти матери в Опере. И была встреча с одноклассниками, с учителем Юрисом Капралисом, с артистами балета — у предпринимателя Владимира Гусева (его супруга Громова была артисткой балета) на улице Раунас, в районе Дома культуры «ВЭФ». Мы подошли с Мишей к дому, и вдруг из-за кустов вышел большой фотограф и пару раз заснял нас.

А, это знаменитый наш папарацци Янис Бандерс, два часа в «засаде» сидел! После чего Барышников сказал классическое слово из трех букв на букву «б»...
Я сочувствую фотографу, ведь такая дрянная погода была! Просто иногда, когда я вижу толпы вокруг Миши, мне уже просто неудобно... Думаю: а я-то зачем тут? И правда, ну зачем? (Смеется.)
 
В Риге Витиньш и Барышников неразлучны. Фото: nikolaiva
Чтобы сделать этот снимок, латвийский фотограф Янис Бандерс два часа просидел в «засаде».
Сцена из спектакля «Бродский/Барышников» в Новом Рижском театре. Фото: LETA
Свои истории Андрис Витиньш начинает словами: «Будешь смеяться, но...» Фото: Андрей Шаврей
В спектакле «Пер Гюнт» в Национальном театре Андрис Витиньш выходил на сцену обнаженным. Фото: Гунтис Тоне

От молодого принца до Канта

Андрис, в марте вам исполнилось 70 лет. Как отметили?
А ничего не было. Потому что юбилей в конце марта, а 5 апреля мне надо было ложиться на операцию. Я впервые в жизни попал в больницу и сразу скажу — мне это не понравилось. Ну, а потом было лето, жара, так что весь юбилей как-то отменился. Но в Опере мои коллеги по мимансу меня поздравили.

Я ведь сейчас снова в Опере. Например, в «Турандот» в самом начале спектакля мне рубят голову, я исполняю там принца. Самое смешное, что я играю молодого принца, правда, лица практически не видно, но у меня рост, почему и играю. И уже еду домой, а с моей головой там еще долго возятся.

В первый раз я играл после возвращения в Оперу в «Золоте Рейна» Вагнера. Там были очень серьезные типажи. Я играл Иммануила Канта. Потом выяснилось, что Кант был ростом метр пятьдесят, так что у нас сходства никакого. Однажды я был на его могиле! Ночью! С кинорежиссером Стрейчем, он снимал фильм про Канта. Кстати, там, в Калининграде, снималась и часть фильма «Слуги дьявола», в котором я тоже играл, на лошадке скакал. Стрейч на этом фильме был вторым режиссером у Александра Лейманиса, так что мы давно знакомы. Ну вот, а тогда что-то нас понесло со Стрейчем на могилу Канта. Стрейч там уже был, а я бы один в жизни не нашел. Пришли. Почтили. Все было очень серьезно — все-таки Кант!

А в Опере я еще в балете «Баядерка» старого брамина играю. В общем, как бы артист б/у («бывший в употреблении». — Прим. ред.). Но взлет мой был в Национальном театре, где я играл в «Пер Гюнте» в постановке Виестура Кайришса.

Да-да, ваш старый Пер Гюнт был обнаженный...
Ну что ж, позволил себе... В моем возрасте уже можно... Причем, как компенсация того, что пришлось обнажаться — я сидел на коленях молодой красивой актрисы. После чего могу сказать: «Ничто человеческое мне не чуждо!»

Так что в мимансе Оперы я уже с 2005–2006 года. Даже был на гастролях в норвежском Бергене и китайском Макао. А из балета я ушел давно, в 1979-м.

Вы вернулись в Оперу спустя 26 лет. Какие ощущения?
Домой вернулся. Опера действительно была домом, я там с 11 лет. Когда мне было 12, Хелена Тангиева-Бирзниеце, тогда главный балетмейстер, ставила «Щелкунчика», а потом была «Спящая красавица», и там и там были заняты учащиеся хореографического училища. В Опере все детство, потом юность и зрелость прошли! Мы там, когда были свободны, играли в прятки, бегали по балкону. На сцене репетиция, а мы бегаем. Ну, дети!

Возвращение состоялось без слез. Хотя тех, с кем я работал, там уже никого нет. Вот как раз сейчас была «Баядерка», мы там по роли махаемся, все эти браминовские дела, а я вдруг подумал, что самому старому из моих коллег по мимансу (он тоже бывший балетник) — 55!

Тайные съемки в туалете

Чем вы занимались с 1979-го до возвращения в Оперу?
Был фотографом. Меня туда определил покойный сценарист Виктор Лоренц. Я ушел из театра и стал думать — что дальше? Как-то утром встретил Виктора, пошли с ним попить кофе. Он спрашивает: «А что ты умеешь?» Я отвечаю: «Да в общем-то ничего. Но могу фотографировать». Я с детства увлекался фото, нам с Игорем Морозовым в Опере даже выделили помещение под сценой, где устроили фотолабораторию с железной дверью...

Кстати, с этой фотолаборатории началось мое заочное знакомство с Барышниковым. В самые дремучие советские годы там висела фотография юного Миши, Морозов повесил... И мне тихо говорили: «Это Барышников, он на Запад убежал...»

Мы, кстати, с учителем Миши Юрисом Капралисом серьезно партизанили. Он нас водил в Государственную библиотеку. Там на месте можно было читать заграничный журнал Dance Magazine. С собой его не давали. И эта фотография Миши переснята на фотокамеру «Зенит» в туалете библиотеки! Так Капралис на этом не остановился. Через год или два ему надо было ставить «Федру», а партитуры не было. А в библиотеке — была. Так вот мы полтора часа в туалете проводили! Копировали!

А потом я работал в колхозе, фотографом. Это был единственный в Риге рыболовецкий колхоз «9 мая». В годы застоя для меня это были самые творческие времена! Потому что фотолаборатория оставалась в Опере. И пару раз в неделю я ездил в колхоз что-нибудь поснимать. Надо было сделать за месяц чуть более ста фотографий, о чем-нибудь, кроме собраний.

И довольно быстро, в 1980–1981-м, меня взяли в фотоклуб «Рига». Там как раз организовали двухгодичные высшие курсы художественной фотографии, где преподавали мастера из Академии художеств, в том числе Гунар Бинде. Свободного времени было много, а колхоз — миллионер. Аппаратура, химикаты, бумага —- только скажи, что надо, все будет! Я был в штате, когда колхоз в 1992-м развалился, и мне еще какие-то деньги выделили.

Еще я в то время занимался парусным спортом. Прав на вождение машины у меня нет, а вот на яхту — есть. Я штурман парусных судов. Начинал как юнга в клубе в Лиелупе. Там была старая шестиметровая лодка, потом построили нормальную, с каютой, «пятитонку». И вот однажды летом я умудрился за зарплатой приплыть на яхте. За что получил нагоняй от председателя колхоза.

А что было после закрытия колхоза?
Меня пригласили в начале 90-х фотографом в Национальный театр. Там мне сделали мастерскую, и все было бы хорошо, но в 1999-м театр встал на ремонт. Я смеялся перед этим: «Если вам нужен ремонт, зовите меня!» Потому что я и из балета уходил как раз в ту пору, когда в половине здания Оперы отключили свет. Со стороны городского канала уже что-то долбили, строили. Ясно было, что я уже ухожу из балета, а директор Оперы Даболс шутил: «Уходи быстрее, а то выключат воду и газ!»

С 1999-го по 2001-й я работал приглашенным фотографом в журнале Vides fakti. А с 2001-го нашел работу в Академии культуры, просто дежурным сидел. Педагоги — все бывшие коллеги. Вокруг студенты, будущие актеры. Очень семейная атмосфера. Там я отсидел десять лет, чем сильно пошатнул здоровье. Если в первые годы я еще как-то по инерции двигался, сам вставал, что-то делал, то потом привык, что кресло большое, мягкое, рядом телевизор. В общем, движения стало мало, я почувствовал, что суставы побаливают. И тут академия тоже вдруг ушла на ремонт! Тогда я решил, что хватит: три здания я на ремонт поставил — хватит!

Зато теперь у вас снова Опера...
Ну, это уже больше хобби. Денег там немного. На это жить нельзя. Живу на пенсию. Сын Эрнест — художник по стеклу, скульптор. На биофаке университета стоят его работы — стволы деревьев подсвеченные. В феврале должна быть выставка в «Рижском художественном пространстве» под Ратушной площадью. В Кекаве есть его работы, в Германии, На Лесном кладбище — красивое надгробие сделал одному хирургу: руки из стекла, а в них — сердце.

Кстати, у меня тоже несколько персональных фотовыставок было. Три моих работы даже хранятся в музее мировой фотографии в Париже!

«Плохая» квартира

Раз уж мы подошли к этой теме... На Лесном кладбище похоронена и мама Барышникова, Александра Киселева. Всегда, когда я туда прихожу, вижу, что ее могила убрана. Кто ухаживает?
Михаил вроде бы кому-то платил, чтобы ухаживали. В апреле 2017 года, когда он получал гражданство Латвийской Республики, мы поехали с Мишей на кладбище, я даже грабельки с собой взял. А там все в порядке!

Когда трагически ушла из жизни мама Миши, он ведь пришел жить к вам?
Он жил поочередно в двух семьях, моей и своего одноклассника по музыкальной школе Дарзиня Миши Майского, ныне знаменитого виолончелиста. Квартира Майских была на Револуцияс, ныне Матиса. А наша за углом на Энгельса, ныне Стабу. А он на Упиша, ныне Сколас, 36а, жил. Буквально рядом. Так что это было так: бах-бах и есть! Два года с перебоями жил у нас. Это, конечно, очень тяжелая тема. Даже сейчас, оглядываясь назад...

Но у нас на Энгельса условия шикарные были — две комнаты в хрущевке, одна проходная. Отличный дом, из кирпича, только потолки низкие. Вот по соседству, на Валдемара, тогда Горького, тоже хрущевка была, но ее строил «Горстрой», и там потолки были на 15–20 сантиметров выше. А наш дом строил «Сельстрой», где отец работал, потолки ниже. В общем, когда я там в последний раз делал ремонт, то белил потолок без табуретки.

В свой первый приезд в Ригу в 1997-м Михаил Николаевич не пошел к родному дому. Но позднее все-таки пришел?
Да! Мы даже во двор прорвались, хотя там были железные ворота. В первый раз мы туда не попали. А потом попали, но там внутри есть еще одна железная дверь. У Миши есть план — может быть, подняться в ту квартиру… В тот раз можно было и подождать — кто-то из жителей вышел бы, открыл, но... Сейчас вот хочет пойти туда, посмотреть. Но я думаю, лучше без меня. Я бы не хотел туда возвращаться. В моих воспоминаниях это очень мрачная квартира, темный коридор, четыре семьи...

Михаил Николаевич, говоря о ней, цитировал Высоцкого: «На 38 комнаток всего одна уборная»...
Да, его тянет в детство. Но никакого инфантилизма — есть вещи, в которых он весьма консервативен. Например, традиция: обязательно надо идти на кладбище. И вот сейчас он чуть виновато сказал, что еще не был. Но еще сходим, конечно. Просто его жена приехала в Ригу, они месяц не виделись, а тут она его «отловила». А так, когда он приезжает один, то на второй день — сразу к маме.

Как сложилась судьба одноклассников Барышникова?
У Валерия Виканова с супругой Людмилой хореографическая студия. Игорь Морозов работает в техникуме на углу Дзирнаву и Бирзниека-Упиша. У него умерла жена. 90-е годы были для него тяжелым периодом. Он все время умудрялся найти фирмы, которые его использовали и не выплачивали деньги. А он наивный и дисциплинированный, долго терпел. Про Сашу Годунова сами знаете, умер молодым в США, один из первых из нашего класса...

Как ушел из жизни учитель Барышникова, хореограф Юрис Капралис?
Это тоже трагическая история. Он жил один, в центре Риги. Хорошо выглядел. Решил сделать ремонт, к нему пришли рабочие, обо всем договорились. А затем он закрыл дверь и... На следующий день не пришел в хореографическое. Харийс (Харалд Ритенбергс — почетный глава Рижского хореографического училища. — Прим. ред.) звонил ему: телефон не отвечает. Через пару дней полиция, врачи... Взломали дверь. Аорта на шее...

Прогулки с Барышниковым

Не могу не спросить о сегодняшней рижской жизни Барышникова. Если что, можете отвечать: «Знаю, но не скажу». Интересно, по каким местам вы гуляете с Михаилом Николаевичем?
Это как придется. Большую часть этих заведений он знает лучше меня, потому что я в центре бываю не часто, за Даугавой живу. А когда он в Риге, он в центре живет и ему надо где-то завтракать, обедать, ужинать. Так что у него к этому делу более пристрелянный глаз. Очень часто бывает так, что когда ходим, он говорит просто: «Зайдем сюда!» Каких-то излюбленных мест нет.

Конечно, его узнают. Но это не страшно. Самый «тяжелый» случай из этой серии, что я помню, был три года назад. Мы обедали в ресторане «Библиотека» в Верманском парке. И там одна женщина захотела с ним сфотографироваться. Раньше у артистов автографы брали, а теперь непременно хотят сфотографироваться. А мы только кушать собрались. Тогда Миша этой даме так выразительно сказал: «Не щас!» Ну, назойливая женщина подождала у гардероба...

А что за история со строительством апартаментов у Домской площади, о которой рассказала близкая знакомая Михаила? А Михаил потом сказал: «Я сам об это впервые узнал!»
Я даже специально туда сходил посмотреть. Там какую-то гостиницу строят. Не знаю…

Супруга известного артиста, хорошего знакомого Михаила, это сказала...
С артистом этим Миша перезванивается. Когда тут шумиха поднялась, Миша звонил мне из Америки и спрашивал: «Откуда такой слух? Я-то при чем?» Я так подумал, что это была реклама. Если строят какие-то апартаменты, то, конечно, их легче продать, если сказать, что они принадлежат Барышникову! Мне сразу было ясно, что это липа. Зато будут хвастаться: «Я живу рядом с Барышниковым!»

Андрей Шаврей/«Открытый город»
 

23-11-2018
Поделиться:
Комментарии
Прежде чем оставить комментарий прочтите правила поведения на нашем сайте. Спасибо.
Комментировать
Megris 04.01.2020
www.vulkanshema.ru - Схемы обмана казино
Журнал
<<Открытый Город>>
Архив журнала "Открытый город" «Открытый Город»
  • Журнал "Открытый город" теперь выходит только в электронном формате на портале www.freecity.lv 
  • Заходите на нашу страницу в Facebook (fb.com/freecity.latvia)
  • Также подписывайтесь на наш Telegram-канал "Открытый город Рига онлайн-журнал" (t.me/freecity_lv)
  • Ищите нас в Instagram (instagram.com/freecity.lv)
  • Ежедневно и бесплатно мы продолжаем Вас информировать о самом главном в Латвии и мире!