Много лет на игле, или Ни дня без строчки - 1

Валерий Иванов-Лошканов стоял у истоков бизнеса в перестроечные времена. Он был основателем латвийско-американского предприятия в Латвии и первого советско-американского предприятия в СССР LAIKS. «Открытый город» начинает публикацию мемуаров этого неординароного человека.

Валерий Иванов-Лошканов - доктор инженерных наук (Dr. Sc. Ing.) Окончил РКИИГа, радиоинженер.

● Профессиональную карьеру начал в Якутии в должности начальника Службы радиолокации и радионавигации аэропорта в городе Мирный.

● 25 лет проработал в Институте электроники и вычислительной техники Академии наук Латвии (от инженера до завлаба). *Создатель и руководитель Лаборатории сетевых микропроцессорных систем.

● Основатель, гендиректор и председатель совета директоров первого латвийско-американского предприятия в Латвии и первого советско-американского предприятия в СССР LAIKS.

● Имеет 52 научных публикации, результаты его работ многократно были представлены на международных конференциях.

● Награжден премией Совета министров СССР в области науки и техники 1987 года. Первыми премиями Президиума Академии наук Латвии 1967, 1968, 1985, 1988 годов.

● Вошел в число ученых Латвии в первой Латвийской энциклопедии 1985 года.

Предислословие

Полностью признавая прочность и бесспорность позиций первой и второй древнейших профессий, позвольте в порядке дискуссии предложить в качестве третьей древнейшей — профессию портного. Уверен, что для обоснования такого почетного места не требуется особых аргументов, а достаточно одного здравого смысла.

Если с первой и второй древнейшими в перспективе проблем вроде бы не предвидится, то небывалое развитие высокотехнологичной индустрии массового производства одежды (того, что называлось ШИРПОТРЕБ) неизбежно предполагает отмирание третьей древнейшей.

Будучи убежденным, что «искусство кройки и шитья» — это действительно искусство, хочу рассказать о, на мой взгляд, выдающихся портных, с которыми судьба сводила меня во времена расцвета ИНДПОШИВА.

Но сначала — немного о главном портновском инструменте.

Часть 1. Машинка времени

Среди первых сознательных воспоминаний детства — умиротворяющий стук швейной машинки, под который я засыпал «в ногах»: шла война, в эвакуации мы вчетвером занимали небольшой, отгороженный занавеской угол избы и разместить там детскую кроватку (которой не было!) просто было бы негде. Большинство детей эвакуации спали «в ногах», это было нормой. У нас почти ничего не было, кроме швейной машинки «Кайзер», которую бабушке чудом удалось протащить в грузовой вагон.

Немного о вагонах

Сейчас в Балтии появилось много мемуаров и статей о депортации 1941 и 1949 годов. Стало мемуарным штампом описание невероятных мучений, создаваемых искусственно и со зловредным умыслом путем коварного использования для перевозки «вагонов для скота». Такой вагон на станции Торнякалнс установлен как мемориал.

Но по тем временам это были просто грузовые вагоны (они же товарные, они же теплушки, если в них была печка-буржуйка). В 1,5 млн таких вагонов в 1941 году за первые 4 месяца войны были эвакуированы на восток и спасены 8 млн мирных граждан и 4 тысячи промышленных предприятий. Как написали британские историки Второй мировой, по своим масштабам и эффективности эта логистика не имеет аналогов в мировой истории.

В одном из этих вагонов несколько суток ехали на восток и мы, практически без вещей, но со швейной машинкой. Мы — это бабушка, мама, тетя и я (мне 1 год). О каких-то проблемах езды в «вагоне для скота» я никогда не слышал ни от своих родных, ни от их друзей.

Кстати, в таких же вагонах ехали:
- победители с войны домой;
- комсомольцы-добровольцы на великие стройки (разные ГЭС, БАМ, целина в 50-х и т.п.);
- студенты на уборку урожая целины (в том числе и автор этих строк).

Но почему же все-таки вагоны грузовые? Потому что соотношение пассажирских и грузовых вагонов в любой стране меньше, чем 1 к 10, и большое количество людей в короткий срок перевезти в пассажирских вагонах невозможно теоретически.

И еще: здесь и дальше я пишу не машина, а машинка, т.к. никому из моих персонажей никогда не приходило в голову сказать «машина», всегда уменьшительно-ласкательно говорили «машинка».

 Правда и мифы о «Зингере»

В 1905 году легендарная фирма «Зингер» (Singer) начала серийное производство знаменитых швейных машинок на своем самом современном и крупнейшем в мире заводе в Подольске под Москвой. Он покрывал потребности рынков России, Ирана, Японии, Китая, Турции и Балканских стран. Оборот российского филиала компании составлял в сегодняшних ценах 635 млн евро, для реализации концепции «Зингер» в каждом регионе была развернута сеть из 3000 магазинов и представительств по всей Российской империи.

Два распространенных мифа:

1. «Зингер» — немецкая фирма. На самом деле — американская и никогда немецкой не была;

2. Машинки «Зингер», так распространенные на территории бывшего СССР (Российской империи), являются экспортом из Германии. На самом деле — машинки «Зингер», за исключением незначительного объема трофейных, не экспортировались на эту территорию, а производились на ней.

Офис российского филиала компании располагался в специально построенном в Санкт-Петербурге на Невском проспекте, 28, «Доме Зингера» в стиле модерн, площадью около 7000 м. Для строительства был приобретен самый дорогой тогда участок земли с максимальной торгово-деловой активностью на пересечении Невского проспекта и Екатерининского канала.

Планировалось построить первый небоскреб в Европе: штаб-квартира фирмы в Нью-Йорке располагалась в Singer Building, самом высоком тогда небоскребе в мире — 187 метров, 55 этажей. Но в Санкт-Петербурге законодательно высота зданий не должна была превышать 11 саженей (7 английских футов, или 23,47 метра), и пришлось ограничиться шестью этажами с мансардой. Сейчас два нижних этажа занимает самый большой книжный магазин России «Дом книги», а верхние — команда «ВКонтакте».

В 1844 году Николаем I был издан указ, которым устанавливалась максимальная высота Главного карниза (линии карниза крыши) строящихся зданий в 11 саженей. Это была высота линии карниза крыши Зимнего дворца. Ограничение известно сегодня как «Небесная линия Санкт-Петербурга». Указ распространялся не только на столицу, но и на губернские города.

Действующие «Правила застройки и использования территории рижского исторического центра и его защитной эоны» в подпункте 267 пункта 3.4. устанавливают максимальную высоту застройки 24 метра. А я еще помню, что эта величина была «царской» — 23,47 метра. За последние годы правила существенно изменились. Тем не менее 177 лет в нашем городе, вопреки мировым войнам, революциям и изменениям государственного строя, держится высота застройки! Она уступила всего 53 сантиметра!

Подарок от прадедушки

Мой прадедушка всем дочкам, а у него было 4 сына и 4 дочки, дарил на совершеннолетие, как важнейший компонент приданого, по швейной машинке, но не «Зингер», а «Кайзер» (фирма Kayser основана братьями Кайзер в 1864 году в городе Кайзерслаутерн). Дело в том, что подольский «Зингер» прадедушка, как и многие, считал русской машинкой, а «Кайзер» была настоящей немецкой. Так, в 1907 году «Кайзер» появился у моей бабушки, и по прилагавшемуся к машинке купону бабушка прошла обучение на знаменитых Всероссийских курсах кройки и шитья.

Машинка была универсальной, т.е. имела ручной и ножной приводы, и уже в раннем детстве мне начали доверять крутить ручку. Мне невероятно повезло, потому что провезти в эвакуацию станок ножного привода бабушка даже не пыталась. Постепенно я научился так синхронизировать строчку бабушки со своим вращением ручки, что это стало моей обязанностью. Из разговоров бабушки с другими я, слушая музыку таких загадочных слов, как шпулька, челнок, шлиц, штафирка, лацкан, — постепенно начал понимать их смысл. Иногда бабушка, смазывая машинку, доверяла мне капать из масленки в специальные дырочки (точки смазки) похожее на мед машинное масло. Я дышал несравненным и не сравнимым ни с чем запахом минерального масла в сочетании с теплым металлом. Тогда это был запах нашей работающей машинки. В дальнейшей жизни не сразу стало понятно, что так всегда пахнет хорошо спроектированная, четко работающая и красивая техника.

Наша машинка, которую любила вся семья, действительно была очень красивой. Я уже сознавал, что это была особая техническая красота, хотя слово «дизайн» услышал через много лет. Литой корпус бутылочной формы и литая прямоугольная платформа украшены росписью эмалями золотистого, серебристого и черного цветов. Безукоризненный дизайн в целом выполнен в стиле модерн (он же ар нуво, он же югендстиль). Роспись и гравировка на металлических деталях в виде растительных узоров. Уход от прямых линий в пользу плавно изогнутых, как у природы, форм.

Немного о непрерывном и вечном споре между прямыми и плавно изогнутыми.
1936 год, автор знаменитой «Бригантины», 18-летний Павел Коган писал (через 6 лет он погибнет на фронте):

Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал!

1944 год, 19-летний Наум Коржавин:
Я с детства полюбил овал,
За то, что он такой законченный.

Да что великие Коган и Коржавин, в 1978 году вставил свои 2 копейки и я:
Ты эту закругленность не меняй
И антикварам в руки не давай,
В овальности прошедшего черты,
Которые не терпят остроты.

Бизнес в комиссионке

В Риге, во времена «мебельной революции» 60–70-х, отмечаясь по ночам в очередях и, наконец, купив «стенку» из прямоугольных ящиков, люди с облегчением выбрасывали на помойку свои бидермайеровские антикварные буфеты с плавно изогнутыми деталями.

Впрочем, не всегда выбрасывали. Дело давнее, рассказываю о том, что знаю из первых рук. Все помнят, что в глухие советские времена на углу улиц Авоту и Чака (тогда Суворова) находились мебельная комиссионка и мебельная скупка: комиссионка — вход с Авоту, а скупка — вход с Чака. У каждого магазина был свой директор, хотя они не конкурировали, т.к. это был один негласный концерн, крупнейший в Балтии центр антикварной мебели.

Когда в магазин заходил очередной клиент, новый счастливый обладатель «стенки», и спрашивал, можно ли продать или отдать на комиссию старую мебель, ему с сочувствием отказывали, указывая на помещения, полностью забитые никому не нужной и стоящей там годами мебелью. После долгих уговоров клиента ставили в очередь и обещали, что товаровед, когда освободится, подъедет и на месте решит, как клиенту можно помочь.

Выдержав правильную двухнедельную паузу, товаровед, непременно в потертом пальто и стоптанных на один бок туфлях, с трудом сдерживаемым сочувствием и печалью шел осматривать мебель клиента. Сценарий был отработанным: если мебель не представляла интереса, товаровед просто уходил, если же она оказывалась ценной, товаровед скрупулезно фотографировал ее на цветную пленку и сокрушенно говорил, что, понимая трудное положение клиента, готов помочь ему, но за исключительно символическую цену: «Вы же понимаете, если это не будет продаваться, меня уволят». Счастливый клиент совал товароведу скомканную десятку, товаровед, смущенно сопротивляясь, брал ее со словами: «Завтра приедет грузовик, вы уж такелажникам тоже не пожалейте десяточки, сами знаете, какие у них зарплаты». Утром приезжал грузовик, и мебель тщательно разбиралась, упаковывалась и перемещалась на склад, но ни в коем случае не в магазин: там, как был, так и всегда оставался завал неходовой мебели.
Мебель со склада продавалась через сеть надежных покупателей по всей стране, в первую очередь — знаменитостям и высшим чиновникам Москвы и Ленинграда ну и, конечно, Кавказа, куда без него. Руководители концерна были лично знакомы со многими покупателями, т.к. и те, и другие все лето жили в Юрмале.

Собирали гарнитуры у покупателей те же бригады такелажников, что разбирали их в Риге. Соотношение цен продажи и покупки было, примерно, 10 к 1, это было абсолютным волюнтаризмом и не имело никакого отношения к реальному ценообразованию за границей. Половина доходов уходила на щедрую оплату посредничества, транспорта, хранения и сервиса, остававшихся 400% чистой прибыли вполне хватало.

В высшей степени талантливые и не мелочные руководители дела, на мой взгляд, имели стальную волю и уникальную предусмотрительность. Так, одна из руководительниц, не покупая автомобиль, чтобы не возникало вопросов о происхождении денег, 30 лет ездила на такси: один и тот же таксист государственного таксопарка заезжал за ней утром, весь день был в ее распоряжении и отвозил вечером домой, при этом счетчик всегда был включен по-честному. Ни один из наездов «товароведов в штатском» не увенчался успехом, и концерн проработал без кадровых потерь до конца СССР.

Счастливы были все: покупатели — любители плавно изогнутых линий, руководители концерна, персонал концерна, но больше всех были счастливы покупатели — любители прямых линий и прямоугольных ящиков, которые, наконец, избавлялись от ненавистных овалов.

Так, в соответствии с законом о великом круговороте мебели в природе, были обставлены квартиры и дачи великих деятелей советской культуры и науки.

Мамин пиджак

В 12 лет я впервые пережил утрату самого близкого и любимого человека. В пошитой бабушкой курточке из офицерской диагонали я стоял на Первом Лесном кладбище и не верил, что мою бабушку хоронят безвозвратно, и мы не увидимся никогда.

Я тогда не знал знаменитой и где-то злой байки Корнея Чуковского о швейной машинке и бабушке, но решил на нашем осиротевшем «Кайзере» перелицевать на себя старый мамин пиджак. Сначала все пришлось распороть. Пиджак был сложным, с фигурными отрезными кокетками спереди и сзади и с накладными, со складкой и фигурными клапанами, карманами.

Несмотря на то, что с некоторым мягким удивлением мама похвалила меня, я и сам понимал, что результат получился вычурным и весьма странным. В школе нам рассказывали, что работы Циолковского опередили свое время, и я с большими сомнениями пытался уговорить себя, что что-то подобное произошло с пиджаком. Дома, оставаясь один, я иногда надевал пиджак, и он мне нравился, но выйти в нем в люди так и не решился. Это была моя первая и последняя портновская работа.
Машинка «Кайзер», пережившая две мировых войны, революцию и перестройку, долго не пропадала из поля зрения. Но по мере течения жизни, перемещаясь все в более дальние углы и на антресоли, она попадалась на глаза все реже и реже, пока в конце суровых 90-х не исчезла с радаров в неизвестность.

Но и сейчас, когда легионы девушек и не девушек (по какой-то причине не ставших моделями или блогерами) представляются дизайнерами, вспоминаю ЕЕ неотразимую красоту и гармоничную функциональность.

Фото: архив Валерия Иванова-Лошканова

(Продолжение следует)

Комментировать