Ежедневный журнал о Латвии Freecity.lv
Опасна власть, когда с ней совесть в ссоре.
Уильям Шекспир, английский драматург и поэт
Latviannews
English version

Латвийские банки на американских горках – 2

Поделиться:
Фото: Валдис Семенов.
Freecity.lv продолжает публикацию документального расследования Татьяны Фаст и Владимира Вигмана. Начало – здесь.

Передовиков искали в тюрьмах

К концу 1980-х жизнь в стране резко переменилась. С трибуны съезда народных депутатов президент СССР дал свободу частным предпринимателям. При предприятиях стали появляться первые кооперативы. Особые права на коммерческую деятельность получил комсомол.

Бывшие зэки рассказывают, что в тюрьмах в то время велась «агитационная работа»: особо доверенных заключенных, преимущественно из вчерашних цеховиков, освобождали досрочно и предлагали попробовать свои силы в легальных коммерческих структурах. Зачем? Возможно, ушлые служивые люди уже придумывали схемы выкачивания государственных денег, но от греха подальше выставляли впереди себя заградительный щит – в случае чего, бывших зэков не жалко. Большие деньги – это всегда большие риски. А в случае успешной коммерциализации необъятного рынка СССР деньги обещали быть фантастическими. Не в том ли тюремном каппризыве кроется разгадка многих последующих драм с летальным исходом? Не он ли оставил за собой целые кладбищенские поля, населенные молодыми парнями из разных провинциальных бригад?

Как бы там ни было, а для открытия собственного дела нужны были азартные, рисковые люди. А эти качества были присущи либо теневикам, либо руководящим работникам, которые находились под защитой государства. Так и получилось, что в первые предприниматели пошли три категории советских людей: партийные, комсомольские чиновники, красные директора и бывшие цеховики.

За спиной Александра Лавента был уже опыт первой ходки, вкус к деньгам, желание доказать миру, что он чего-то стоит, и опора в лице отца. А опора Эмиля Александровича Лавента – человека с фантастической деловой хваткой и умением завязывать отношения с людьми самого крупного калибра – дорогого стоила.

Все, кто знал Лавента-старшего, характеризуют его как сильную, независимую личность. Рассказывают, что он в любые времена умел зарабатывать деньги и всегда считался человеком состоятельным.

«Выпустите Эмиля на одну ночь в чистое поле — утром он вернется с ведром денег», – говорил нам бывший прокурор и сосед Лавентов по дому на улице Энгельса, 15 (ныне ул. Стабу) Волдемар Остель.

Александра Лавента он знал сызмальства, мальчишкой Саша забегал к соседу сыграть партию в шахматы. Остель убежден, что Лавент-старший сыграл в судьбе сына определяющую роль.

Сюжет для Голливуда

Жизни Эмиля Лавента хватило бы на многосерийную киноэпопею. Первые навыки в коммерции 10-летний одесский пацан приобрел на легендарном Привозе. В 1933 году умерла его мать, и Эмилю волей-неволей пришлось начать взрослую жизнь. Поутру он отправлялся на Привоз за продуктами для всей семьи. Деньгами его не баловали и торговаться приходилось отчаянно.

«Моя мать была белошвейка. Отец — литейщик. Уйдя на пенсию, он получил патент, и у него была своя мастерская. Он отливал футляры для часов — они были в большой моде. Потом — разные медные финтифлюшки для кроватей, вензеля, шарики и все прочее. И делал пики для флагов. А я работал с ним с 10 лет: паковал опоки, был формовщиком.

Мама умерла рано, в 39 лет, после операции. А отца немцы расстреляли в Одессе в 41-м году. Отца, брата, сестру с ребенком, тетю. Я случайно 22 июля выехал из Одессы — провожал другую сестру и благодаря этому остался жив», – рассказывал нам Эмиль Лавент.

На борту нефтеналивного танкера, на котором за несколько дней до вступления в город фашистов одесситы бежали в Новороссийск, Эмиль действительно оказался случайно. В последний момент его старшая сестра не решилась отправиться в плавание с грудным ребенком, и сопровождать младшую сестру Иру выпало Эмилю.

А дальше… Дальше сюжет, достойный Голливуда. Эмиль с сестрой добираются до Ростова, а там их пути расходятся. Ирина остается в Ростове, и вскоре город оккупируют войска Вермахта. К счастью, определить еврейское происхождение девушки по ее внешности невозможно. У нее светлые волосы и голубые глаза. К тому же она превосходно говорит по-немецки. Скрыв свою национальность, Ирина устраивается переводчицей к немецкому офицеру…

Потом ее все-таки отправили в лагерь в Австрию. Она выжила и после войны вернулась в Одессу.

Эмиль же перебрался к друзьям брата в Тбилиси. Там он окончил техникум легкой промышленности, получил диплом технолога, устроился на работу.

Что любопытно, свою национальность на время сменил и Эмиль. В СССР набирала силу кампания по борьбе с «безродным космополитизмом», носившая откровенно антисемитские формы, был разгромлен Еврейский антифашистский комитет, вовсю гремело «дело врачей». И по совету друзей Лавент из еврея превратился в грузина. Причем, произошло это без каких-то особых вопросов: жгучий брюнет с усами как будто сошел с картины Нико Пиросмани…

Лишь в конце 80-х Лавент-старший вместе с сыном через суд внес поправки в паспортные данные, вновь став евреем.

Судьба ждала в Риге

А в Риге Эмиль Лавент оказался в 1953-м, сюда пригласил его товарищ, с которым они вместе жили в Тбилиси. Так, в который уже раз случайно, он оказался… на родине.

«Я знаю, что мой отец — родом из Латвии. Да, представьте себе! – рассказал нам Эмиль Александрович. – А вообще фамилия французского происхождения. Какие-то дальние родственники у него были французы. Это он мне рассказывал. А потом отец уехал в Одессу, женился. У него, между прочим, было очень много братьев — 12 человек. А потом многие родственники уехали в Америку. Я знаю, что в Америке живут несколько человек с фамилией Лавент, я пытался с ними найти контакт, но безуспешно. Однажды, когда вышла большая статья в газете о Саше и о банке, мы получили письмо из Дании. Его прислал человек по фамилии Лавент. Мы даже ездили знакомиться, потом переписывались некоторое время».

Но поездка в Данию была уже потом, а тогда, в 1953-м, Эмиль вернулся на родину своего отца и нашел здесь свою судьбу. Судьбу звали Рая. Судьба научила молодого человека действовать решительно и быстро. Уже через неделю после знакомства с Раисой они сыграли свадьбу в коммунальной квартире, в которой Эмиля поселил его товарищ. Прошел всего год, и у них родилась дочь, которую назвали Любой, в честь мамы Эмиля.

Карьера Лавента тоже развивалась стремительно. Поначалу Эмиль устроился в пошивочный цех, но задержался там ненадолго. Энергичного и предприимчивого молодого человека заприметил директор комбината бытового обслуживания «Ригас экспресис» при Министерстве местной промышленности «товарищ Переваскин» (так Лавент называл его и спустя полвека) и предложил ему должность начальника мебельного цеха. Условие было одно – чтобы Эмиль пошел учиться в политехникум на мебельное отделение. Лавент его выполнил: он поступил на вечернее отделение и за три года окончил его, получив диплом техника мебельного производства.

В «Ригас экспресис» коммерческий талант и расцвел в полной мере. Прошло совсем немного времени, и он перевез семью в шикарную трехкомнатную квартиру в престижном доме на ул. Энгельса, 15. Как же в советское время ему удавалось зарабатывать большие деньги?

«У меня в то время люди получали по две зарплаты, – рассказал он нам. – Как? В бытовом обслуживании можно было 70 % делать для населения, а 30 % – по заказам организаций. А у меня везде знакомые, ко мне приходили с заводов, с фабрик. И все говорили: «Нам нужна мебель!» Я говорю: «Пожалуйста! По совместительству возьмите — и мы вам будем делать то, что надо». Я приходил к Переваскину и говорил: «Люди после работы останутся и будут делать». Но они работали и в рабочее время. Так они и получали — и по совместительству, и на основной работе».

После «товарища Переваскина» Лавент подался… в психо-неврологическую больницу. Там он возглавил лечебно-производственные мастерские и создал швейное и ткацкое производство. Больные шили пижамы для пациентов этой же больницы, постельное белье, прорезиненные плащи. Мастерские каждый месяц зарабатывали где-то от 50 да 100 тысяч рублей!

Из больницы Лавента переманили на Юрмальскую трикотажную фабрику – начальником цеха в Слоке. Квалифицированных швей не хватало, плана не было... Но Эмиля это не смутило. Он начал создавать бригады по 10 человек, в которых одна высокопрофессиональная швея обучала 9 остальных. И здесь не обошлось без ноу-хау Лавента. «Швеям было положено две недели отпуска — больше не давали, – рассказывал он. – А у меня они гуляли месяц. Но за две недели они расписывались в табеле и получали зарплату. То есть два человека уходили в отпуск, а остальные восемь за них работали. Ставили их в табель, и они получали эти деньги. И вот так они менялись. Оказывается, это так просто! Люди уходили на месяц в отпуск — и еще деньги получали».

Гонки по вертикали

Но и этого мало. В 1956 году Лавент пускается в авантюру, которая десятилетия спустя дала название известному фильму по роману братьев Вайнеров «Гонки по вертикали».

Началось все с приезда в Ригу друга детства Эмиля по фамилии Косой, который гастролировал по Советскому Союзу с аттракционом «Мотогонки по вертикальной стене». Косой рассказал Лавенту о гонщике по вертикали Александре Смирнове. Тот жил в Москве и мечтал восстановить принадлежавшую ему вертикальную стену, которая застряла в белорусском городе Пинске.

Лавент решил встретиться со Смирновым и поехал в Москву. Оказалось, что отец гонщика – знаменитый иллюзионист Арнольди, который начал выступать в цирке еще до советской власти. Сын выходил с ним на арену ним и работал как паркетный акробат.

Однажды в Одессу на гастроли приехали американские гонщики по вертикали. Арнольди был поражен их выступлениями и решил выкупить у них вертикальную стену. Однако те категорически отказывались. Тогда он дождался, когда они собрались уезжать в Америку, и в Одесском порту договорился с докерами, чтобы при загрузке на пароход те «случайно» уронили груз. Расчет оказался верным. Когда американцы увидели разбитую стену, они отказались везти ее в Америку и затребовали компенсацию. И тогда Арнольди выкупил у них стену. Затем ее восстановили и на ней начал работать его сын Александр Смирнов.

В 1956 году Смирнов гастролировал в Пинске, напился пьяным, нахулиганил и ему дали 2 года заключения. После освобождения цирковое объединение не захотело заключать с ним контракт, поэтому он и искал партнера. Он хотел, чтобы Лавент организовал капитальный ремонт стены, заключил контракт с какой-либо организацией и получил разрешение на выступления.

Эмиль Александрович отправился в Пинск, нашел специалиста и договорился о восстановлении всей конструкции. А сам поехал в Минск, где у него жил приятель. Брат его жены работал при секретариате ЦК Белоруссии. Он и вывел Лавента на Минскую филармонию, которая согласилась заключить с ними контракт на 1 год, за что организаторы аттракциона должны были платить филармонии 10% с оборота, а все расходы брали на себя.

Через месяц конструкция была готова, компания Лавента заключила контракт, на рынке в Пинске установила эту стену и начала работать.
Один билет стоил 3 рубля, один сеанс собирал 100 зрителей, давали по 9-10 сеансов в день. 10 сеансов — это три тысячи. А отдавала филармонии компания Лавента только 10%…

И еще одна деталь, которая красноречиво характеризует Эмиля Лавента. Он сам научился гонять по вертикальной стене! «Вы знаете, сколько километров нужно, чтобы на стенке удержаться? Тридцать. Всего-то! Смирнов был партерный акробат. И то, что он вытворял на мотоцикле... А потом запил... Я когда-то за мотоциклом на велосипеде ездил. Были такие гонки — ехал мотоцикл, а за ним такие ролики...» – вспоминал Лавент.

С таким счастьем и на свободе

А теперь представьте, что весь это бизнес процветает в Советском Союзе, где лишь совсем недавно Хрущев сменил Сталина. Как же с таким счастьем Лавент оставался на свободе?

— Как же вас за все эти художества не посадили? – спросили мы как-то у самого Эмиля Александровича.
— А за что? Все было официально, со всеми разрешениями и т.д. Все чисто, и ничего незаконного.

— Вы уже тогда были богатым человеком?
— Ну... Я не был бедным.

— Наверное, правоохранительные органы на вас косились?
— Меня вызывали...

— А как вы с ними находили общий язык?
— Я находил общий язык, потому что я показывал, сколько я зарабатываю. У меня по бумаге... Допустим, я в Баку работал на дизельном заводе. И получал больше, чем главный инженер.

— И это не кололо глаза главному инженеру?
— Они все были довольны. То, что я делал, они не могли сделать со всем своим отделом снабжения! Вы представьте себе — дизельный завод, там очень много токарных станков. И на каждом токарном станке стояла водяная помпа, которая быстро выходила из строя. По наряду они получали сколько-то, но этого не хватало. И была гора этих водяных помп. И на планерке каждый день у главного инженера говорили: «Нет водяных помп, мы не можем выполнить план». Так я что сделал? Пошел в одну мастерскую по ремонту моторов и сказал: «Ребята! Вот это надо починить». Они говорят: «Пожалуйста! Берите нас по совместительству — и мы вам все сделаем». Я их взял по совместительству — и за два месяца эта гора исчезла.

Я был очень коммуникабельный, и для меня было легко все это делать. Если мне нужно было, допустим, что-то от директора завода — я же не к директору завода шел. Я шел совершенно на другой завод или на другую фабрику. Я там знакомился и интересовался, знает ли он нужного мне директора. Если он знал того директора, тогда я с ним продолжал знакомство. Так потом меня уже представляли тому директору как своего знакомого. И мне было легко разговаривать.

-—Таких людей, которые осмеливались зарабатывать больше других, в советское время обычно привлекали к ответственности. Как вам удалось этого избежать?
— Ну а за что меня могли привлечь?

— Да за те же двойные зарплаты, еще за какие-то производственные «подвиги».
— Я мог только получить строгий выговор — я интересовался.

— А вы были членом партии?
— Никогда!

На самом деле все складывалось не так гладко. Со ссылкой на известного в Латвии адвоката, клиентом которого был в те годы Эмиль Лавент, нам рассказывали, что проблемы возникали неоднократно, но молодой предприниматель умел выходить сухим из воды.

Нить Ариадны

Словом, горбачевскую перестройку Лавент-старший встретил во всеоружии. Если кто-то в стране и был готов к старту капитализма, так это был он. Собственно, Эмиль Лавент давно уже стартовал. К концу 1980-х у него была трикотажная фабрика в Баку и два больших цеха в Нальчике. «Меня в Баку принимали на самом высоком уровне – секретарь Бакинского горкома партии, глава МВД Азербайджана и другие солидные люди», – рассказывал он.

Естественно, когда сын вышел из тюрьмы, Лавент-старший решил его пристроить к делу. Повез в Баку, в Нальчик, хотел вместо себя поставить. Но никто не соглашался — говорили, слишком молодой парень... Александру ведь тогда не было и 30.

«Ну и он решил заняться колхозным строительством, это еще до кооперативов было, на что я дал ему денег, – вспоминал Эмиль Лавент. – Но ничего у него не получилось. Потом он еще чем-то занимался и тоже не очень удачно. А когда начали открываться кооперативы, он пришел ко мне и говорит: «Папа! Открывай, без тебя у меня ничего не получится». Я говорю: «Хорошо! Я открою кооператив. Только я занятый человек, часто уезжаю, а надо, чтобы кто-то им занимался». И вот в один прекрасный день Саша приходит с Лесковым. И говорит: «Папа! Я бы хотел, чтобы ты этого человека взял к себе на работу. Когда я сидел в тюрьме, был молодой, а он меня опекал». Я понимаю, в тюрьме опекать — это немалое дело. И быстро согласился. Вот так я взял Лескова на работу к себе в кооператив «Инициатор», который я открыл 2 июня 1988 года».

Для начала Эмиль Лавент предоставил сыну Александру и Владимиру Лескову стартовый капитал в 23 тысяч рублей на коммерческое дело – изготовление бижутерии из пластмассы. К тому самому гаражу на даче Лавентов в Меллужи пристроили две комнаты, поставили в них четыре пресса, посадили прессовщиков, и работа закипела. Но то ли дело не пошло, то ли размах показался кооператорам не слишком внушительным, но вскоре появилась новая идея – производить модные тогда нитки «люрекс», денежный и удобный для перевозки товар.

В то время люрекс изготавливала фабрика «Ригас аудумс», на которой, между прочим, выполняли заказы и для космоса. Директор этой фабрики был приятелем Лавента-старшего. И основатель «Инициатора» подумал, почему бы не делать люрекс в кооперативе?

Еще работая в Баку и Нальчике, Эмиль Лавент провел примитивное маркетинговое исследоване. С намотанным на маленькие шпульки рижским «люрексом» он отправился по трикотажным цехам с вопросом: «А как вы считаете, люрекс — пойдет?» И услышал в ответ: «Конечно! Его же ни у кого нет! Это хорошо!»

В мире тогда существовало всего два цвета металлизированной нити «люрекс». В Риге делали только серебряный цвет, в Италии -- серебряный и золотой. Эмиль Лавент нанял химиков и они сделали 11 цветов! Был создан цех, где красилась металлизированная пленка. Она разрезалась на 8 миллиметров, потом специальные станки разрезали ее на микроны и только потом барабан наматывал «люрекс» и пропускал его через красилку. Вот тут пригодились и рационализаторские навыки Владимира Лескова, приобретенные им в годы работы главным энергетиком фабрики «Аусма», он помог создать токарно-механический цех.

«С «люрексом» была целая история, – рассказал нам Эмиль Лавент. – Сначала я изучал, как его наматывать. С одним инженером мы поехали в Подмосковье. Там был специальный завод, который только и делал, что наматывал нитки. До сих пор помню, как мы увидели намоточный станок, который весил пять тонн. А наматывал всего две бобинки. Ну, там был очень симпатичный начальник, мы с ним, конечно, выпили, поговорили... И вот он завел нас и говорит: «Вот стоят пять станков свободных. Если вы договоритесь, можете купить». Мы подошли с моим инженером к этому станку, где наматываются эти две бобинки, и спрашиваем: «А зачем нужна такая махина?» А начальник доступно так объясняет: «Просто заводу, который выпускает эти станки, нужен план по металлу. Поэтому они делают эти громадины, а в плане указывают количество металла». Короче говоря, мой инженер сделал самую основную схему. И когда мы вернулись, Лесков нашел грамотного слесаря-лекальщика, они сели и разработали вот такой маленький станочек».

На этом станочке кооператоры и принялись вручную наматывать на шпульки «люрекс»... Саму нитку поначалу они еще не производили, ее покупали в «Ригас аудумс». И такая маленькая шпулька — 25 метров люрекса — в 1988 году нарасхват уходила за два рубля. Потом от ручной намотки перешли к моторчику, наняли на работу около ста надомниц. «Люрекс» разлетался по Союзу со свистом! «Инициаторы» загружали под завязку польский автобус «Жук» и развозили на нем готовую продукцию. Первый рейс, кстати, был в Москву, в знаменитый ЦУМ, люди с утра ломились в главный универмаг страны за «люрексом». За ниткой в Ригу приезжали даже из Хабаровска, на Дальнем Востоке ее перепродавали за 8 рублей.
Спрос ошеломил кооператоров. Доходы тоже. Спустя несколько месяцев производители «люрекса» зарабатывали по 2 тысячи рублей в день, а через полгода – по 3-5 миллионов в месяц. Эти деньги и позволили купить старый двухэтажный дом на ул. Калету. Вскоре он вырос до пяти этажей, в нем разместились слесарно-токарный цех, было создано швейное производство, конструкторское бюро, цех по пошиву обуви, цех по изготовлению колготок, цех по изготовлению люрекса, столовая для рабочих. К этому времени компаньоны обзавелись связями, соратниками, исполнителями. Так началась «Пардаугава».

В 1990-1991-м в Латвии воевали с ОМОНом и Интерфронтом, создавались первые зачатки независимой власти и собственного законодательства, а на ул. Калету возводилась грандиозная машина для зарабатывания денег. В число учредителей «Пардаугавы» вошли 16 человек. Кооператив сразу задумывался как многопрофильная научно-производственная фирма. Но ведущий пакет находился у лидеров: 51% основного капитала был поделен между Эмилем Лавентом, Александром Лавентом и Владимиром Лесковым. Генеральным директором концерна стал Лавент-старший. В концерн входило 40 фирм с названием, в которые была включена приставка «пар». Позже, когда «Пардаугава» почила в бозе, а Лесков исчез из Латвии, это «пар» станет для прокуратуры ключом к поиску «пардаугавских» миллионов.

Публичным лицом кооператива-миллионера был Владимир Лесков. Черную «Чайку» Лескова, купленную им по какому-то великому блату чуть ли не в хрущевском гараже, знала вся Рига. Он любил давать интервью газетам, бывать на светских тусовках, общаться с сильными мира сего. Охотно встречались с ним и они, поскольку видели в нем миллионера Корейко. Длинной чередой тянулись в «Пардаугаву» вереницы просителей из разных государственных и негосударственных учреждений. Тогда же пришел и Марис Гайлис, будущий премьер-министр Латвии. Вот что он сам пишет о том времени: «C Александром Лавентом -- позднее председателем совета попечителей этого банка (Banka Baltija. – Авт.) – нас познакомил Аугуст Сукутс, кажется, году в 1987. Тогда мы работали в Рижском видеоцентре, первоначальным прибежищем которого было убогое помещение на ул. Яня. А.Лавента к нам привел знакомый Аугуста, который тогда работал у Эмиля Лавента, отца Александра. Как многие помнят, отец и сын Лавенты вместе с Владимиром Лесковым организовали кооператив «Пардаугава»... Аугуст Сукутс решил найти богатого кооперативщика, который мог бы заказать Рижскому видеоцентру фильмы. Об этом действительно нам удалось договориться. Видеоцентр заключил договор с «Пардаугавой» о финансировании нескольких фильмов, в том числе Андриса Слапиньша «Письма из Латвии» (беседа с пастором Юрисом Рубенисом), Виктора Янсонса «Могила Канта», Герца Франка «Спасенные», а также фильма о тувинских шаманах и др.».

Пардаугава тогда спонсировала не только фильмы. Она помогала симфоническому оркестру, поддерживала спорт. С 1990 года фирма стала издавать собственную газету.

Рублевая зона подогревала аппетиты создателей концерна, позволяла замахиваться на весь 250-миллионный рынок Советского Союза. Тогда же, в период становления «Пардаугавы», у основателей фирмы впервые появилась мысль о собственном банке. Деньги через их руки проходили большие, размещать их в советских финансовых учреждениях было равносильно добровольной сдаче в милицию. Толчок опять дал тот же Михаил Горбачев, который с очередной трибуны призвал будущих предпринимателей создавать коммерческие банки.

Путевка в жизнь

Путевку в жизнь «Banka Baltija», как, впрочем, и еще нескольким коммерческим банкам-первенцам Латвии, дала Галина Алиева, тогдашний вице-президент Латвийского отделения Госбанка СССР. В конце 1980-х она по праву считалась одним из ведущих специалистов банковского дела в Латвии. Выше нее был, пожалуй, только ее непосредственный начальник – Алфред Берг-Бергманис.

Галина Апполинарьевна в разговоре с нами вспоминала, что как-то вечером в 1988 году ей на работу позвонили. Тогда еще не было распространено обращение «госпожа» – а тут чуть ли не впервые в жизни к ней обратились именно так. Звонил некий Яков Абрамович Коллонтай. Фамилия произвела на нее впечатление – в памяти сразу возникла легендарный советский дипломат, первая в мире женщина-посол Александра Коллонтай. Более того, незнакомец сказал, что ему посоветовали обратиться к ней Борис Карлович Пуго – тогдашний первый секретарь ЦК КПЛ, и Миервалдис Раман – председатель Госплана Латвийской ССР. Эти имена подействовали на Галину Апполинарьевну еще более впечатляюще. И когда незнакомец попросил об аудиенции, она не посмела отказать.

Обладатель легендарной фамилии пришел на следующее утро и приступил к делу с революционным напором. Он объяснил, что хотел бы открыть коммерческий банк, но с одним непременным условием: у него должна быть лицензия номер один. Пришелец проявил осведомленность и сообщил удивленной Алиевой, что знает о том, что в «Госбанке» на рассмотрении находятся документы еще нескольких коммерческих банков, тем не менее, он настойчиво просит поторопиться и оформить ему документы как можно скорее. Лучше всего за один день, потому что уже послезавтра он уезжает в Москву и хотел бы взять их с собой.

Говорил он тоном, не терпящим возражений. И Галина Апполинарьевна, памятуя не столько о его исторической фамилии, сколько об упомянутых лицах, снова не смогла отказать. Только спросила, а кто же будет печатать документы, это же большая работа. Предприимчивый Коллонтай предложил, чтобы этим занялись после работы сотрудницы банка, которым он готов заплатить. На том и порешили. Алиева вызвала к себе заместительницу, объяснила ей ситуацию, и работа закипела. Сама она позвонила в Москву, в центральный офис Госбанка СССР, чтобы согласовать разрешение, там сказали: действуйте под свою ответственность.

Законодательство того времени уже позволяло давать разрешения на открытие коммерческих банков. Новым структурам разрешалось вести расчетно-кассовые операции, депозитную деятельность, выдавать кредиты. Обязательными условиями для открытия банка были уставный капитал в 5 тысяч рублей, устав и бизнес-план. Заявки на новый вид деятельности в Латвийское отделение Госбанка действительно уже подали несколько человек, но их бумаги пока находились в работе.

В тот день Алиева с коллегами проработала до поздней ночи. Утром, когда Яков Коллонтай пришел в банк, для него все было готово. Он забрал документы, поблагодарил и собрался уходить. Заместительница Алиевой напомнила: вы же девочкам собирались заплатить за работу? Он порылся в карманах, вытащил 25 рублей и сказал: вот, поделите между собой.

Через несколько дней Коллонтай вернулся из Москвы и снова пришел к Алиевой. В его руках были все бумаги для открытия банка под названием «Сasio». Галина Апполинарьевна предупредила, что в мире уже есть фирма по производству кассовых аппаратов с таким названием. Однако новоиспеченный банкир не растерялся, подвинул к себе документы, добавил еще одну букву s и поставил после каждой буквы жирные точки. Так родился банк «C.a.s.s.i.o.».

Однако тут выяснилось, что помещения для работы у банка нет, сотрудников тоже нет, и с чего начинать, владелец первой в Латвии лицензии не имеет представления. Поэтому он пришел предложить Алиевой возглавить его банк.

Она растерялась от такого напора: ментальность исполнительной советской служащей достаточно высокого ранга не позволяла ей принять предложение незнакомца, однако магические имена Пуго и Рамана действовали на нее сильнее его слов. Она обратилась к сотруднице по фамилии Стацюн, готовившей документы для нового банка, – та жила с дочерью без мужа, нуждалась в деньгах и была не против подработать. Так Стацюн стала президентом банка.

Однако Коллонтаю этого было мало. Он все не отставал от Алиевой и предложил ей стать членом Совета банка. Та колебалась. Решила посоветоваться со своим шефом Берг-Бергманисом, который возглавлял Латвийское отделение «Госбанка». Тот не стал возражать – в то время многие госслужащие подрабатывали в кооперативах.

Помещение они сняли на пятом этаже дома на бульваре Падомью (ныне – Аспазияс). Оставалось придумать, как банк будет зарабатывать деньги. Алиева подсказала Коллонтаю обратить внимание на крупную кооперативную фирму, о которой она читала в газетах. Этой фирмой была «Pardaugava». Что Коллонтай и сделал. В один прекрасный день он сообщил Галине, что нашел людей, у которых есть деньги и которые готовы стать акционерами банка.

Стали думать, где собраться. Идти в комнатенку на Аспазияс Алиевой как крупному чиновнику было не совсем удобно, и Коллонтай недолго думая предложил провести первое собрание будущих акционеров в... актовом зале Госбанка. Гости пришли в 18 часов, когда учреждение уже закончило свою работу. В дневное время на них бы, наверное, никто не обратил внимания, клиенты как клиенты, но они пришли, когда банк был уже пуст, и охрана не без некоторого беспокойства впустила в зал весьма колоритных посетителей.

Среди гостей оказались Эмиль Лавент, Александр Лавент, Владимир Лесков, глава комсомольского молодежного центра «Forums» Гунар Славинскис и еще кто-то, кого Алиева не помнит. Все они выразили готовность стать акционерами банка. На том собрании компаньоны ударили по рукам. Так под сводами будущего Банка Латвии (именно там находилось отделение Госбанка СССР) родился первенец независимой банковской системы Латвии. По злому року через семь лет именно в этих самых стенах будет подписан приговор и их детищу, и им самим.

Вместе с Яковом Коллонтаем «Pardaugava» проработала несколько лет. В начале 1990-х этот человек с легендарной фамилией неожиданно погиб в автомобильной катастрофе при весьма загадочных обстоятельствах. Машина, на которой он ехал по свободному шоссе, внезапно потеряла управление и на большой скорости врезалась в дерево. Слухи тогда ходили разные, вплоть до того, что кто-то мог подрезать тормозные шланги в автомобиле, но истинные причины его смерти так и остались нераскрытыми. В памяти Галины Алиевой Коллонтай остался авантюристом и человеком не слишком чистоплотным. Хотя поняла она это не сразу.

В 1990 году банк «С.a.s.s.i.o.» был переименован в «Banka Baltija». 60% его акций были поделены между тремя фирмами концерна «Pardaugava» – «Sadraudzība», «Iniciators» и «Pardaugava».

Продолжение следует.

Татьяна Фаст, Владимир Вигман
 

02-04-2018
Поделиться:
Комментарии
Прежде чем оставить комментарий прочтите правила поведения на нашем сайте. Спасибо.
Комментировать
Журнал
<<Открытый Город>>
Архив журнала "Открытый город" «Открытый Город»
  • Журнал "Открытый город" теперь выходит только в электронном формате на портале www.freecity.lv 
  • Заходите на нашу страницу в Facebook (fb.com/freecity.latvia)
  • Также подписывайтесь на наш Telegram-канал "Открытый город Рига онлайн-журнал" (t.me/freecity_lv)
  • Ищите нас в Instagram (instagram.com/freecity.lv)
  • Ежедневно и бесплатно мы продолжаем Вас информировать о самом главном в Латвии и мире!